Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий - [29]

С неверием я выслушала, какие ужасы, приведшие к гибели порядка 12 300 военнопленных и 90 000 азиатских рабочих, довелось пережить этому ныне довольному жизнью девяностолетнему старику. К тому времени, когда сэр Харольд был возвращен в Чанги в декабре того же года, погибло более 3000 военнослужащих «F» Force, а еще 3000 человек были госпитализированы, в результате чего лишь около ста человек, включая сэра Харольда, все еще считались пригодными для работы. Его отправили строить взлетно-посадочную полосу для японских пилотов камикадзе.

– Немногие знают, но на этой взлетно-посадочной полосе теперь находится нынешний аэропорт Чанги, – сказал сэр Харольд, потирая верхушку своей трости. – Эти пилоты скорее были сумасшедшими, чем храбрыми, – или обладали и тем и другим качеством одновременно. Существовало две эскадрильи, и, когда они направлялись в атаку, всегда был шанс, что они уже не вернутся.

Сэр Харольд оставался в Чанги до конца войны, он описал этот период как «не самый плохой», «как обычная работа с девяти до пяти, хотя еды нам, конечно, не хватало».

В своих мемуарах сэр Харольд объединил записи из своего военного дневника с 1942-го по 1945-й, в котором был восьмимесячный разрыв времен работы на железной дороге. Под неусыпным надзором японских охранников ему не удалось вести свой дневник, но он тайком делал заметки на клочках бумаги и лоскутах, которые сейчас хранятся в Имперском военном музее в Лондоне. Заявив, что немногое помнит из тех времен, сэр Харольд мягко отбивался от моих вопросов. Хотя я и осталась разочарованной тем, что он не захотел дать больше информации, я покинула его дом с экземпляром мемуаров и решением проехать по его пути от Сингапура до Канчанабури и посетить сохранившуюся часть той самой железной дороги, по которой до сих пор курсируют пассажирские поезда между Нонг Пла Дук и Нам Током, пересекая мост через реку Квай. Наш нынешний путь из Таиланда в Малайзию и Сингапур был действительно необычной частью расследования, в ходе которого мы повторяли путь сэра Харольда из Сингапура в Канчанабури.

В малайзийском пограничном городе Паданг Бесар к поезду прицепили еще два вагона, а пассажиры сошли для прохождения иммиграционного и таможенного контроля, что позволило нам прогуляться по платформе и поискать, где можно выпить кофе и немного развлечь себя. Просматривая меню в кафе наверху, я обнаружила, что Джо выглядит уже не таким бодрым, как накануне: на лице щетина, под глазами темные круги – это выдавало в нем новичка в ночных переездах на поезде. Я спросила его, нравится ли ему «Специальный экспресс», Джо закрыл глаза и покачал головой.

– О, ощущения неповторимые, это просто нечто, – наконец произнес он. – Не знаю, почему я так долго ждал, чтобы осуществить этот план. Но теперь я не собираюсь останавливаться.

– Больше никаких самолетов?

– Ну это как пойдет. Но я обязательно возьму с собой жену в следующий раз. Хочу, чтобы она испытала все эти чувства вместе со мной, – сказал Джо, размахивая своим пентаксом[16]. – Я сделал очень много фотографий, покажу ей все.

Вместе мы сели на поезд до Баттерворта, не представляя, что мы станем одними из немногих последних людей, кто воспользуется его услугами. Менее чем через шесть месяцев этот маршрут прекратил свое существование, и отныне от Паданг Бесара в Баттерворт можно добраться на высокоскоростном электропоезде.

Несмотря на то что название больше подходило для одной из деревушек в английском Озерном крае, Баттерворт оказался промышленным городом и крупным транспортным узлом, где мы пересели на высокоскоростной поезд до Куала-Лумпура, а затем на дневной поезд в Джохор-Бару. В поезде было очень холодно, настолько, что невозможно было сидеть на наших местах, не стуча зубами. В итоге мы провели семичасовое путешествие в вагоне-ресторане, поедая горячее блюдо из риса наси-горенг[17]; мимо нас проплывали плантации, где производилось пальмовое масло, сквозь густые кроны и толстые восковые листья едва проходили тоненькие лучи солнечного света. Нам было любопытно узнать, какие существа скрывались в этих зарослях, и мы разговорились с Кристофером, тамилом, который трудился в индустрии производства пальмового масла более сорока лет. Он сидел один, жевал тосты с кокосовым джемом – кайей – и с одобрением кивал при виде наших тарелок с жареным рисом и яичницей.

– Крысы, – сказал он, изобразив острые ушки своими усыпанными золотыми кольцами пальцами.

– Больше ничего? И змей нет?

– Иногда встречаются кобры, но в основном крысы. Крысы – самая большая проблема, или, вернее сказать, они были самой большой проблемой. Они съедают плоды, из которых производится масло. В свое время мы даже завезли змей, чтобы те убивали крыс, но потом змеи укусили нескольких рабочих, поэтому нам пришлось придумать другой метод.

– Крысиный яд не сработал?

– Нет, химикаты слишком токсичны для пищевых производств.

– Что же вы тогда использовали?

– Сов, – сказал Кристофер, жестом очертив два круга вокруг своих глаз. – Сипух обыкновенных, если быть точным. Это более естественный способ решения проблемы.

– Мне кажется, мы совсем не используем пальмовое масло, – сказал Джем, глядя на меня.