Воин мочика - [16]

Когда я перешагнула порог, в ноздри мне ударил крепкий букет запахов: залитого огня, мокрой псины и, причиной чему было мое не в меру богатое воображение, запах смерти. Я показала констеблю Чу точное место, где нашла Алекса, и, пока она делала пометки в блокноте, огляделась по сторонам.

Сам пожар нанес на удивление мало вреда. Дверь кладовой и косяк здорово обгорели, а стены вокруг закоптились. Но в целом противопожарная система хорошо справилась с задачей и быстро потушила огонь.

А вот вода — это другое дело. Часть антикварной мебели уже растрескалась, повсюду виднелись подтеки. Диваны насквозь промокли, а ковры, прелестные старинные «килимы», которые я несколько месяцев назад вывезла из Пакистана во время совершенно головокружительной поездки, хлюпали у меня под ногами. Требовалось срочно принимать меры — но дверь по-прежнему была опечатана желтой полицейской лентой. Еще немного — и ничего уже не спасешь. Я чуть не плакала.

Появился Льюис.

— Пропало что-нибудь? — осведомился он в обычной своей отрывистой манере.

Я огляделась по сторонам. Собственно, наш магазин ничего особенного собой не представляет: всего лишь большая выставочная комната с крохотным кабинетиком за прилавком, кладовая сзади и еще одна маленькая выставочная комнатка справа. Для большей наглядности мы расставляем товары так, как они стояли бы в доме: обеденный стол с креслами и столовыми приборами, свешивающийся с потолка замысловатый светильник, у стены — диванчик, кушетки и мягкие кресла, кофейный столик с расставленными на нем безделушками, а на стене — старинное зеркало или гобелен.

Когда какой-нибудь товар покупают, мы приносим что-нибудь новенькое и переставляем все экспонаты так, чтобы не получалось брешей. Другими словами, наша выставка находится в постоянном движении. Алекс — тот знал бы точно, где что стояло, но мне потребовалось бы несколько дней, чтобы полностью разобраться и провести инвентаризацию. Однако я честно попыталась.

Начала я с кабинета, где оставила нефритовый флакончик. К немалому моему удивлению, да и облегчению, он был на месте. То есть не совсем на месте, — его, вместе с остальным содержимым трех ящиков письменного стола, зашвырнули в угол, но никаких повреждений на флакончике не обнаружилось, ни царапинки. Сейф был по-прежнему заперт. Кругом царил полнейший хаос, но никаких пропаж я не заметила.

Я заставила себя зайти в кладовую. На полу комнаты белели сделанные мелом очертания лежащего тела.

— В кабинете вроде бы ничего не пропало, — сообщила я Льюису и обвела взглядом кладовую. — А он сгорел заживо?

Голос у меня дрожал. Сгореть заживо — какая ужасная смерть!

— Задушен. Проволокой. Врезалась в шею. Потом подожгли и заперли дверь. Кто-то очень уж старался, чтобы он умер. — Льюис немного помолчал и добавил. — Заперто вашими ключами. Торчали в двери кладовой. Напрасная предосторожность. Все равно он был уже мертв. — Не успела я отреагировать на это косвенное обвинение, как он закончил: — Продолжайте осмотр.

Я в ужасе повиновалась. Ящичек с драгоценностями на столе стоял нараспашку, содержимое перетряхнуто и перемешано. Там хранилось несколько довольно дорогих вещиц, но, насколько я могла судить, вроде бы ничего не пропало.

Я совсем уж ничего не понимала. Мне-то думалось, Ящер охотился за нефритовым пузырьком — ведь в той коробке с аукциона больше и не было ничего ценного. Но флакончик ночных грабителей не заинтересовал. Что же тогда? Исходя из предположения, что на аукционе Ящер не смог заполучить чего-то, очень ему нужного, я вернулась в выставочную комнату и стала перебирать в памяти содержимое коробки.

Ваза! Пропала та красивая реплика перуанской вазы доколумбового периода со змеей и странными фигурами. Я почти час обыскивала все кругом на случай, если Алекс накануне переставил ее в какое-то другое место, но она так и не обнаружилась. Зато и ничего больше не пропало.

Я боялась сообщать Льюису, что недостает всего лишь одной странной перуанской вазы. Если это не ограбление, сержант немедленно переключится на какую-нибудь другую теорию, наверняка самую что ни на есть неблагоприятную для нас с Алексом. Однако вспомнив все обещания, что я дала ночью сама себе, я решила все-таки рассказать. Тем более если сделать это правильно, возможно, он нападет на верный след, а нас с Алексом оставит в покое.

— Я обнаружила только одну пропавшую вещь, — сообщила я сержанту. — Это ваза, примерно шести с половиной дюймов в высоту, репродукция доколумбовой перуанской керамики. Очень красивая. Я купила ее в партии всяких мелочей на аукционе у «Молсворта и Кокса» пару недель тому назад.

Ну вот, про аукцион рассказала! Может, теперь он сумеет углядеть связь.

Но нет.

— Подделка? Проверьте еще раз, — отрезал он. — Трудно представить, чтобы кто-то взял фальшивый перуанский горшок, а деньги и драгоценности даже не тронул. Разве что, конечно, дело не в воровстве.

Это была самая длинная фраза, какую я слышала из его уст — и содержавшийся в ней намек мне очень не понравился. Еще больше, чем когда сержант высказал его впервые.

Примерно через час поисков Льюис наконец позволил мне уйти. Констебль Чу отвезла меня домой и сказала, что надо будет еще заглянуть в полицейское отделение и подписать показания.