Воды текут, берега остаются - [21]

Вениамин Федорович, с трудом сдерживая улыбку, укоризненно покачал головой, но ничего не сказал. Эчук юркнул за свою парту.

Учитель обвел весь класс внимательным взглядом.

— Дорогие друзья, — сказал он, — сегодня мы заканчиваем первое полугодие учебного года. Благодарю вас за старание в учебе. Вы хорошо учились, теперь хорошо отдыхайте. Свои оценки вы все знаете. С удовольствием отмечаю Веденея Изваева, он стал учиться гораздо лучше. Молодец, Веденей! От всей души поздравляю наших круглых пятерочников — Машу Окишеву и Васли Мосолова. И всех поздравляю с праздником рождества и наступающим Новым годом!

Все пятиклассники громко закричали:

— Спасибо, Вениамин Федорович!

— Теперь можете идти домой, — сказал Вениамин Федорович.

С криками «Ура!» ребята выбежали в коридор.

Глава XIII ВО ВРЕМЯ КАНИКУЛ

Эчука не оставляла мысль досадить попу. Он строил разные планы. Особенно хорошо было бы подгадать это дело к празднику и посмеяться над отцом Иваном перед народом.

Прокой после смерти жены делал сам все женские работы по дому. Перед праздником он затеял печь пироги с мясом. Эчук ему помогал, носил дрова, растапливал печь, кипятил воду. Прокой, подвязав чистый передник и засучив рукава, лепил пирожки.

И как раз в это время Эчук вдруг придумал, чем можно было бы пронять попа.

— Отец, дров я принес, вода есть, — сказал он, бросив очередную охапку дров перед печкой. — Можно, я пойду к Коле Устюгову?

— Иди, сынок, иди. Ты же теперь на каникулах. Отдыхай, гуляй, — сказал Прокой, не поднимая головы от стола.

Подойдя к дому Коли Устюгова, Эчук увидел Васли. Тот снимал лыжи возле крыльца.

— Вот здорово, что ты здесь! — воскликнул Эчук. — Вызови Колю на улицу.

— Пойдем лучше в избу.

— Нет, мне нельзя, — покачал головой Эчук. — Его отец говорит, что он от меня плохому учится.

— Ну ладно.

Васли зашел в избу и вскоре вернулся с Колей Устюговым.

— Я придумал, как попу досадить, — сказал Эчук.

— Как?

— Слушайте. На крещенье отец Иван поведет прихожан на ручей, воду святить.

— Тоже новость! Конечно, поведет. Каждый год водит, — не понимая, к чему клонит Эчук, сказал Коля.

— Ты слушай дальше. Что будет, если он придет к ручью, а ручья нет? Пропал ручей.

— Такого не может быть. Чудес не бывает, — усмехнулся Васли.

— И родник, из которого он вытекает, говорят, святой, — добавил Коля Устюгов.

— Никакой он не святой! — засмеялся Эчук. — Самый обыкновенный родник. Летом я в нем не один раз ноги мыл. Была бы вода святая, я давно бы святым стал.

— Ну, а дальше что? — спросил Васли.

— Дальше вот что. Приведет отец Иван народ к роднику, скажет: «Освящаем воду…» А воды нет.

— Куда ж ты родник денешь? Спрячешь, что ли? Его спрятать нельзя.

— Зато можно заморозить.

— Он в самый трескучий мороз не замерзает.

— Я все продумал. Пошли к роднику.

Родник находился недалеко от дома Устюговых, в крутом берегу Турека. В том месте, где вытекает вода, поставлен деревянный желоб, по нему зимой и летом течет светлая вода.

— Вот, — стал объяснять Эчук, — отодвинем желоб, воде некуда будет течь.

— Родник пробьет себе другую дорогу и все равно потечет, — возразил Васли.

— За один день не пробьет, — уже менее уверенно сказал Эчук.

— Нет, ребята, это бред сивой кобылы, — махнул рукой Коля Устюгов.

— И в деревне, если узнают, что мы родник испортили, по головке не погладят, — добавил Васли.

— Да, ваша правда, — сказал Эчук, — но попу я уж все равно чем-нибудь насолю.

Эчук называет отца Ивана Дергина не иначе как Черный клещ, на улице, заметив, что поп идет навстречу, перебегает на другую сторону улицы, чтобы не здороваться, про его уроки говорит: «Опять слепень загудел».

— Неужели ты не боишься божьего наказания? — спросил Коля Устюгов. — Ведь отец Иван — божий служитель.

— Нет, не боюсь. Если бы было наказание, я давно уже был бы в аду, — беззаботно ответил Эчук.

— За что? — испуганно взглянул на друга Коля.

— Когда отец Иван оставил нас замаливать грехи в церкви, мы не молились, по церкви бегали. Всю церковь облазили: и на клиросе были, и в алтаре… Просвирки ели, наевшись, на пол бросили.

— Грех большой, — согласился Коля.

— Что же должен был за это сделать со мною бог?

— Покарать.

— А он не покарал. Так что я теперь греха не боюсь.

Вернувшись домой, Эчук потянул носом: в избе вкусно пахло пирогами.

— Отец, пироги с мясом? — спросил он.

— С мясом, сынок.

— Дай один.

— Нельзя, сынок. Сейчас еще пост. Нельзя есть мясного, грех.

— Дай. Грех-то мой будет, а не твой. Тебе чего бояться?

— Глупости говоришь! Иди отсюда, ничего не дам до времени! — прикрикнул Прокой на сына. — И не говори такого нигде, не позорь отца.

Еще потемну ударил колокол на Казанско-Богородской церкви, сзывая богомольцев к заутрене. Сначала колокол бил, словно набирая разгон, медленно — бум-бум-бум, — потом вступил в перекличку второй колокол, поменьше, и звон пошел другой: пылде-пон, пылде-пон, пылде-пон…

Васли проснулся от звона колоколов. В избе было тихо. Перед иконами горели лампады, от них разливался тихий ласковый праздничный свет.

Васли взглянул на стоявший рядом с кроватью стул и тотчас вскочил, скинув одеяло. На стуле лежали рождественские подарки. Мать приготовила ему новую рубаху с вышитым воротом и белый пояс с кистями. Отец сплел плотные крепкие лапти, но главный подарок на стуле лежала великолепная баранья шапка, черная, мягкая. Васли надел ее и не смог сдержать радостного восклицания: