Воды текут, берега остаются - [17]

Васли смотрел ему вслед, пока он совсем не скрылся в белой мгле.

На следующий день Вениамин Федорович на уроке сказал:

— Раскройте книгу для чтения на тридцать восьмой странице.

Ребята открыли книгу для чтения «Вешние всходы» Тихомирова на нужной странице.

— Сегодня мы проведем урок рассказывания по картине, — продолжал Вениамин Федорович. — Что за картина на этой странице? Коля Устюгов, прочти, что написано под картиной.

— «Сбился с дороги», — громко прочел Коля Устюгов.

— Подумайте и составьте по этой картине устный рассказ. Мосолов, расскажи, что ты видишь на этой картине, — вызвал Вениамин Федорович Васли.

Васли встал. Взял в руки книгу. Пристально вгляделся в картину. Потом положил книгу на парту и, глядя в одну точку поверх голов, будто там, на стене, над доской, он видел эту картину, стал рассказывать:

— Зима. Буран. Снег такой сильный, что слепит глаза, хлещет по щекам. Ветер набрасывается на путника, будто сорвавшаяся с цепи злая собака. На улицу выйти страшно. А бедный мужик с небольшим мешочком взятого в долг у соседей зерна спешит на мельницу. Ему говорили, чтобы он переждал метель, но ему нельзя ждать: семья сидит голодная, дети просят есть… Вот пришел он на мельницу, а пузатый мельник ему говорит: «У тебя, мужик, зерна слишком мало, не буду столько молоть, зря мельницу гонять, иди отсюда». Выгнал хозяин бедного мужика. Делать нечего, ушел мужик. Метель между тем становится все сильнее и сильнее, но домой возвращаться нельзя: дома ждут его с мукой. И побрел мужик в другую деревню, на другую мельницу… — Тут Васли посмотрел в книгу, на картину, и продолжал: — Но не один этот бедняк бродил в злую непогоду по полю. Навстречу ему попался нищий, который сбился с пути. Он очень обрадовался встречному. «Как выйти к жилью?» — спрашивает. Мужик показал ему, в какой стороне деревня. «Пойдем вместе в деревню», — говорит нищий. «Нет, — отвечает мужик, — не могу, меня дома ждут с мукой, надо идти молоть». И побрел мужик в Черке-Солу к Длинному Метрию. А нищий стоит и смотрит ему вслед…

Васли замолчал.

— Ты кончил? — спросил Вениамин Федорович.

— Кончил.

— Садись, Васли, молодец.

— Вениамин Федорович, у меня вопрос, — послышался голос Асмелык.

— Говори, Чепакова, — разрешил учитель.

— Васли говорил про какого-то мужика, пузатого мельника, их на картине нет. Он неправильно рассказал.

— На картине нет, зато в жизни есть. Ты своего отца спроси, пусть расскажет тебе, как в буран прогнал бедного мужика, отказался молоть ему зерно из-за того, что зерна было мало, — сказал Васли, покраснел и уткнулся в книжку.

— Ребята, вам понравился рассказ Васли? — спросил Вениамин Федорович.

— Очень хорошо рассказано, правильно, — отозвался Коля Устюгов.

— Я тоже считаю, что Мосолов умеет составлять устные рассказы по картинкам, — заключил Вениамин Федорович. — Теперь откройте ваши книги на странице пятьдесят шесть…

Глава XI НЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ

Веденей очень изменился после того, что случилось с ним в первый день учебы. Он стал как будто старше и добрее. По-другому стал он относиться и к одноклассникам. Его тянуло к Эчуку, Васли, Коле Устюгову, они не отталкивали его, приняли в свою компанию.

Как-то мать сказала ему:

— Гляжу я на тебя, сынок, и радуюсь: раньше-то от тебя слова ласкового не услышишь, а теперь и разговор другой, и даже взгляд изменился.

— Отца благодари, он заставил меня по-иному на мир, на людей глядеть.

Мать уголком платка смахнула слезу, припомнив, как Канай Извай «воспитывал» Веденея.

Отец тоже заметил перемену, произошедшую с сыном, но теперь он, видимо, махнул на него рукой: не ругает, будто вовсе не замечает; живут рядом с сыном, словно два пенька в лесу стоят.

Прошла дождливая, слякотная осень. Наступила зима. Дни стали короткие, как заячий хвост, зато ночи долгие-долгие, два раза выспишься до рассвета.

Канай Извай часто проводит вечера у Ороспая. Старый карт зимой почти не выходит из дома, на морозном воздухе он не может дышать — задыхается. А придя с улицы, кашляет до пота. Но одному сидеть дома тоскливо, поэтому Ороспай всегда рад гостю и всякий раз, провожая Каная Извая, приглашает его приходить и в следующий вечер.

Старый карт любит поговорить. Слова у него льются, как ручей: говорит-говорит — кажется, никогда не остановится. Его уж и слушать устанут, а он все говорит. Давно в Турекской стороне не было такого ловкого на язык божьего служителя, да и в окрестных деревнях тоже нет.

Последнее лето оказалось для Ороспая плохим: пошатнулась вера у людей. К размышлениям об этом Ороспай возвращается постоянно, об этом же он часто заговаривал с Канаем Изваем.

— Молодых надо перетягивать на нашу сторону, молодых, — говорил старый карт Канаю Изваю. — Старики-то и без нас не забудут нашего марийского бога. Как прежде ходили на мольбище, так и будут ходить. Над ними наша власть крепка. А вот молодежь безусая, ребятишки…

— Так-то оно так, — соглашается Канай Извай с Ороспаем, — но как же привлечь их на нашу сторону?

— У меня детей не было, — вздохнул старый карт, — я не умею с малыми ладить, не знаю, как к ним подойти. А ты должен знать, у тебя сын.

Канай Извай подумал о Веденее, вспомнил, как тот молил его не сажать в подпол и отпустить в школу, вспомнил его испуганные, заплаканные глаза, и у него при этом воспоминании холодок пробежал по спине.