Воды текут, берега остаются - [11]

— Мелкая тоже есть, но я оставил ее расти. В конце июля сниму второй урожай, еще штук по семь-восемь с куста.

Йыван Петыр в душе сомневался, он думал, что подкопанные кусты повянут. Но прошло несколько дней, ботва не вяла, и теперь Йыван Петыр, выходя на огород, как взглянет на грядку, посаженную сыном, так просветлеет лицом.

Глава VII ВЕДЕНЕЙ

Наступило время жатвы.

Васли с отцом и старшим братом Йываном с утра до вечера в поле. Стоит жара. Солнце печет. Лицо и спину заливает пот. Солома и жабрей колют, царапают руки. Но Васли работает, не отставая от старших.

Йыван Петыр с малых лет приучал младшего сына к крестьянскому труду. Сядет плести лапти, и Васли сажает рядом, дает в руки лыко, кочедык, говорит: «Учись». Идет запрягать лошадь, и сына зовет. «Из сына тогда толк выйдет, — любит повторять Йыван Петыр, — когда он отцовскую дорожку торит».

Васли не сторонится никакой работы: надо боронить — боронит, пошлет отец косить — идет косить. Йыван Петыр не нарадуется на него: настоящий крестьянский сын.

Вечером, после работы в поле, после дневной жары, приятно искупаться, посидеть возле воды. Редко кто пройдет мимо пруда не остановившись, не сполоснув нагревшейся за день водой руки, лицо. А ребят и не жди домой, пока не накупаются вдоволь.

Едва только солнце скрылось за горизонтом, потянулись к пруду возвращающиеся с поля жнецы. Люди, словно стая гусей, заполнили берега, плещутся в воде.

Эчук и Коля Устюгов, поднявшись на высокий берег, высматривали кого-то среди купающихся.

— Вон он! — сказал Эчук.

— Где?

— Да вон они с Йываном только из воды вылезли, одеваются.

— Вижу, пошли скорей!

Ребята побежали. Еще издали Эчук крикнул:

— Васли!

Васли обернулся:

— Что?

— Погоди!

Эчук и Коля подошли к другу, и Эчук тихо сказал:

— Дело есть.

— Какое?

— Очень важное.

— Ну говори.

— Поужинаешь и выходи скорее. Мы тебя за вашим домом подождем. Тогда все узнаешь.

— Ладно.

Стемнело. Над прудом поднялся белесый туман, качаясь, выполз на берег и растекся по всему селу. На улицах тихо, темно. Летними вечерами мало кто зажигает огонь, поужинают в сумерках — и спать.

Васли даже не сел за стол, взял ломоть хлеба, две вареные картофелины — и к двери.

— Куда ты? Поел бы по-человечески, — пыталась остановить его мать.

— Надо, — ответил Васли — и бегом на улицу.

Эчук и Коля Устюгов уже ждали его.

— Молодец, что быстро пришел, — сказал Эчук.

— Ну что? Говори, — торопит Васли.

— Надо Веденея припугнуть, — ответил Коля.

— Зачем?

— Ладно, пошли скорее, — сказал Эчук. — Если совсем стемнеет, Веденея ни за что не выманишь из дому. Мы тебе по дороге все расскажем.

Мальчики вышли на улицу и быстро пошагали в ту сторону, где светился четырьмя окнами высокий дом Каная Извая.

Эчук начал рассказывать:

— За обедом отец говорит: «Вчера у нашего хозяина собиралась вся воронья стая». Так он называет карта Ороспая и его приятелей. Я спрашиваю: «Зачем же они собирались?» Отец говорит: «Видать, опять по деньгам соскучились. Хотят снова выводить народ на мольбище». Потом отец говорит: «К чему-то поминали имя Вениамина Федоровича. А к чему, не разобрал…» Я говорю: «Ороспай давно на учителя зубы точит». — «Конечно, не к добру завели они речь про учителя, — говорит отец. — Они как вороны, птицы злые, хищные». После обеда я разыскал Асмёлык Чепакову, говорю ей: «У вас вчера гости были?» — «Были, — отвечает. — И Канай Извай с Веденеем были». Ну, я тогда бегом к Коле, и решили мы от Веденея узнать, что эти вороны против Вениамина Федоровича замышляют.

— Правильно, — сказал Васли, — если Веденея припугнуть, он все расскажет.

Вот и дом Каная Извая.

— Коля, ты повыше, постучи в окно, а говорить я буду, — шепнул Эчук и встал напротив окна в полосу света.

Коля Устюгов постучал по стеклу. Окно открыл сам Веденей.

— Выйди-ка, поговорить надо, — позвал Эчук.

— Чего выходить, говори так, — недовольно проворчал Веденей. — Пора спать ложиться.

— Не буду я кричать на всю улицу. Меня Асмелык прислала.

— Ладно, сейчас выйду.

Окно закрылось. Немного погодя скрипнула калитка, Веденей подошел к мальчикам.

— Ну, что ей надо?

— Откуда я знаю что. Она тебя у мельницы ждет.

— Ладно, завтра узнаю, — зевнул Веденей, — сейчас спать охота.

— Темноты боишься? — насмешливо спросил Эчук. — Не бойся, мы тебя проводим.

— Ничего я не боюсь. Пошли, — и Веденей захлопнул калитку.

В белом тумане мальчики спустились по Мельничной улице к Нижнему Туреку. Глухая тишина стояла вокруг. Даже собаки не лаяли, словно и они устали за этот жаркий страдный день и теперь отдыхают.

Впереди быстро шагали Эчук с Колей, за ними Веденей, и замыкал шествие Васли.

— Иди скорее, тютя неуклюжий! — бросил, обернувшись, Эчук.

Веденей тоже обернулся и повторил:

— Мосолов, тебе говорят! Эх ты, тютя неуклюжий!

Васли прибавил шагу, но Коля Устюгов сердито прикрикнул на Веденея.

— Не он, а ты — тютя неуклюжий! Васли не ленив, он весь день в поле работал, а ты дома сидел, ничего не делал.

Веденей обиженно пробурчал что-то себе под нос.

Поднялись на холм.

— Слышишь шум? — спросил Эчук Веденея.

Веденей прислушался: нет, не слышно никакого шума.

— Ну? — допытывался. Эчук.

— Нет, не слышу.

— Хочешь услышать?