Водка + мартини - [56]

Танковое сражение — метафора более сложная, смешанная. Разгадка здесь кроется в образе нациста, как мне кажется. Если вспомнить историю, это, должно быть, война в пустыне. Роммель против маршала Монтгомери. Как мне помнится, я воюю на стороне крыс… или, может, мышей? Мышь — это Микки-Маус, отсюда Уолт Дисней, то есть Вальдзней. Вдобавок я никак не могу застать Хилари дома, и меня охватывает чувство страха перед вторжением, возможно вторжением сексуального характера. Короче, весь этот сон — выплеск тревоги: я на стороне, воюющей против моего начальника, а чертов украинец собирается заставить меня страдать и сделать еще более несчастным, и к тому же, пока я в отъезде, какой-то тип подъезжает к Хилари.

Неубедительно? Да, и для меня тоже не на все сто. Но Бородатая Дама говорит, что наше подсознание подобно коробке с обувью, которую нельзя открыть. И каждый сон — это булавочный укол сквозь картонку, который позволяет узнать чуть больше о том, что находится внутри.

Ах да, перелетная птица, которая улетает от меня, в то время как я падаю на землю, это как понимать? Не исключено, что это вовсе не гусь. Как мне хочется, чтобы это был лебедь!

Я медленно шагаю по направлению к гостинице. Когда я уже бреду по Бродвею, в моей бедной голове все эти птицы, танки и размахивающие топорами карлики уступают иным видениям. Или грезам, если хотите. Мне видится извилистая река вязкого дерьма. Вдали, совсем далеко вверх по течению, можно разглядеть фигуру мужчины в лодке. Но и отсюда видно, что лодка без весел.

10

Никаких признаков, что Ясмин у себя. Может, ушла за покупками. Но есть записка с просьбой позвонить Дэвиду Уайту. Наверняка он хочет обсудить все детали на завтра.

— Майкл, — говорит он, когда я звоню, — вы простите, но мне нелегко говорить об этом.

— О господи, в чем дело?

— Вальдзней положил на нас. Он дает интервью Си-эн-эн.

Как ни странно, я едва подавляю желание расхохотаться.

— Боже ты мой, — откликаюсь я.

— Вот именно, боже ты мой, черт меня подери.

— Но почему? То есть я хочу сказать, с чего это он вдруг?

— Думаю, потому что Си-эн-эн — фирма посолидней, чем «Бельведер».

— Это он вам сказал?

— Нет. Он сказал, ему показалось, что вы и эта, как он выразился, тощая сучка еще совсем щенки.

— Еще щенки? Вы это серьезно?

— Если быть совсем точным, он сказал: «Они еще совсем щенята. Разве им понять, через что мы прошли?»

— А я-то думал, что ему нужно повиниться перед всем миром, а вовсе не чье-то понимание. Да и вообще, как это «щенята», я что, молодой, что ли? Мне, думаю, столько же, сколько было ему, когда он убивал ни в чем не повинных мирных жителей.

— Скажем так, мистер Вальдзней не из тех, кто следует логике. Но дела это, черт бы его побрал, не меняет.

— Да, тут вы совершенно правы.

Ну вот, приехали. Впервые в жизни меня, работающего в отрасли, принадлежащей молодым, обвинили в том, что я слишком молод. А на самом-то деле, поскольку мне уже далеко за тридцать, существует опасность, что скоро я стану слишком старым. Таких, кому за сорок, на телевидении очень мало. Если доработал до пятидесяти — значит, ты начальник.

— Ну так что, никакой надежды? Никак не перетащить его к нам обратно?

Неожиданно этот жулик-нацист стал вызывать у меня больше доверия.

— Никакой. Похоже, сегодня вечером у них уже запись.

— А вы… м-м-м… как-нибудь дали знать об этом Монти?

— Оставил сообщение. Его человек в Лондоне сказал, что он занят, разгребает дерьмо в другом месте.

— О господи.

Положив трубку, я еще какое-то время остаюсь сидеть на краю кровати, тупо уставившись в пустой экран телевизора. Странно, но я даже чувствую какое-то облегчение, словно груз с плеч свалился. Кажется, Джон Осборн сказал однажды: «После того как я потерял всякую надежду, мне стало гораздо легче». Это правда. Крохотная фигурка в лодке совсем исчезла.

11

Звоню Хилари преступно рано — в воскресенье в девять утра по-лондонскому. В такое время ей можно звонить только в случае смерти близкого родственника. Я жду довольно долго, прежде чем она берет трубку, и проходит еще несколько минут, прежде чем она говорит «алло». В этот промежуток на линии слышны странные звуки, очень напоминающие шарканье чьих-то подошв. Будто кто-то другой снял трубку и понес ее Хилари.

— Ой, привет, — оживленно произносит она.

— Чем занимаешься? — интересуюсь я, стараясь говорить как можно более приятным тоном.

— Никак не могла проснуться, знаешь, так крепко спала…

— Ну извини. Просто хотелось услышать твой голос.

— Спасибо, Майкл.

Где-то на заднем плане слышно бурное журчание сливного бачка в туалете… или мне чудится?

— Как Джулия? И ее новый парень?

— А-а-а… ты знаешь, что-то не очень. Она, наверно, не будет с ним встречаться.

— Мне показалось, что у них с Хьюго все зашло в тупик.

— У них была полоса неприятностей, знаешь ли. Она думает, что у Хьюго, возможно, был роман в Штатах. Он летал туда на переговоры о продаже фильма «Тайны ракообразных»

— Ах да, «Частная жизнь омара». Кто-нибудь клюнул?

— Канал «Дары моря», похоже, очень заинтересовался.

— Жаль, по-моему, у нас в гостинице телевизор его не берет.

— Это кабельное. «Любые морские дары в любое время бери» — это их лозунг. В Японии его очень любят. И еще почему-то в Сиэтле.