Водка + мартини - [28]

— Майкл, как ты думаешь, у Клайва из-за этого могут быть неприятности?

8

Купить приличную машину — или отремонтировать свой «пежо».

Вычеркиваю.

Я так счастлив — я купил новую машину. Ну не новую, конечно, ей уже два года. Или всего два года. Очень симпатичный «гольф» черного цвета. У меня никогда не было немецкой машины, но угрызения совести (отец в свое время поклялся, что он никогда в жизни не сядет за руль машины, изготовленной немцем) испаряются, стоит мне только захлопнуть дверцу: я слышу не резкий и неприятный металлический лязг, а мягкий щелчок; а потом еще целых восемнадцать радиопрограмм FM, которые устанавливаются автоматически. Радио, конечно, японское, но чувства, которые ты испытываешь к автомобилю, не бывают рациональными, не так ли?

Вообще-то у меня целых три причины быть счастливым.

Первая: Клайв в глубокой заднице. Это так приятно, это так радует. По самые брови в дерьме. Возникает вопрос, из-за чего весь этот шум. Из-за того только, что этот парень, которого наняли, чтобы он расшевелил зрителя и произнес несколько подходящих к месту банальностей, оказался не действительным членом какой-нибудь там, все равно какой, духовной конгрегации, а авантюристом с хорошо подвешенным языком? (Слава богу, это было во всех воскресных газетах, а теперь и религиозные деятели вступили в склоку, ведь шоу считается одной из обязательных религиозных передач; оно и обходится дешевле, и собирает куда больше зрителей, чем просто распевание религиозных гимнов.)

Не стану надоедать вам подробными комментариями. Нетрудно представить нарастающую истерию завистливых и ревнивых газетчиков, трусливых членов парламента, «озабоченных» епископов и бессильных правителей, породившую этот восхитительный поток дерьма, в ароматном центре которого восседает унылая фигура Клайва Уилсона, продюсера злосчастной передачи, козла отпущения, — в кого, как не в него, традиционно должны попасть все шишки?

Вчера Клайв даже потихоньку прокрался ко мне в кабинет, якобы по делу (кстати, отец Оливии держится молодцом).

— Черт бы их побрал, этих попов, — признался он, совершенно без сил рухнув на стул.

— Кошмар, — сочувствую я.

— Дай закурить.

— Пожалуйста.

Боже мой, я чуть было не прибавил: «Брат».

Он робко закуривает. Какое же нужно усилие, чтобы прогнать со своего лица широкую, жирную ухмылку.

Вторая причина моего приподнятого настроения — этим утром Ясмин пересекла порог моего кабинета, кинула мне на стол свою книжку про то, как бросить курить, и назначила очередное распитие мартини с водкой на завтра. Она даже посидела у меня немного, выкурила сигарету, а пока сидела, я поглядывал на ее острые коленки, которые уставились прямо на меня, и, клянусь богом, чувствовал… жар, исходящий из-под ее юбки. Волосы на моей руке встали дыбом.

Она же просто тащится от меня. Я знаю, я уверен в этом.

И, наконец, третья причина: я мчусь по Уэстуэй в сторону центра в своей сияющей новой черной машине. Она не дребезжит. В ней ничто не брякает. По радио звучит «Песня для Уэнди» Фарли Дайнса. (Знаю, знаю, грустная песня. Но, елки-палки, меня вполне устраивает.) Вон мои задние огни исчезают за поворотом. И высотные дома Мерилбоун-роуд вырастают мне навстречу. Ну давай, Лондон, глотай меня, да побыстрей.

Глава четвертая

1

Клайв получил повышение, а Ясмин выходит замуж. В остальных отношениях день был весьма многообещающий.

Рассказываю все по порядку. Мы с Ясмин снова сидим в ресторане «Фармаси», под гигантской пачкой сигарет, это наше место, как часы на Гранд-Сентрал-стейшн; я гляжу на нее не отрываясь, а она знай себе весело щебечет все про то же, про вред курения конечно, черт бы его побрал, и дымит не переставая, как паровая машина Стивенсона. Да и я тоже не очень похож на Летучего Шотландца — так у нас окрестили экспресс Лондон — Эдинбург.

— Ну что, прочитал мою книжку? — спрашивает она, когда приносят вторую порцию наших замечательных коктейлей.

Мы молча ждем, пока официантка осторожно ставит их перед нами на столик, — о, этот торжественный момент, когда мы благоговейно смотрим, как ядовитая, обольстительная жидкость плещется о край хрупкого сосуда. В этот момент не нужны никакие слова: нечто исключительно важное происходит на наших глазах. Этот классический коктейль явно и недвусмысленно смертелен, и еще больше оснований говорить это потому, что он разлит в эти бокалы с узкой талией, наводящие на образ юной и невинной девушки. «Не надо…» — умоляюще мерцают они своим таинственным девственным мерцанием, в котором, однако, порой мерещится лукавое подмигивание: «А почему бы и нет?»

Действительно, почему бы и нет?

Мы чокаемся и мягко сползаем в иной мир, мир, в котором царит дух Мартини Номер Два. Насколько мне известно, для второго вечернего коктейля нет специального названия, но в моей книге он всегда назывался Коктейлем, Пить Который Не Стоит. Этот коктейль с тобой не церемонится, он прямо двигает в ту часть мозга, которая отвечает за осторожность, и сразу же отключает ее, как выключают в доме свет. Мы с ней твердо договорились, что идем сюда на парочку коктейлей, но мне кажется, что мы оба хорошо знаем — а уж я-то просто уверен: это невозможно.