Во времена Николая III - [74]

– В чем сложность?– задал напрашивающийся вопрос  Семен Михайлович.

– Обычно в десять часов утра, на рабочем месте у меня возникает желание испить кофе и руки автоматически тянутся к термосу. В двенадцать часов и далее, с двухчасовым перерывом, я привычно открываю крышку термоса и наливаю в  вытащенную из стола чашечку, кофе.  Данный распорядок приводит в бешенство моего руководителя. Вчера он не выдержал и запретил мне в рабочее время заниматься любимым делом. Беспочвенные замечания не повлияли на мои действия и я, разложив на столе салфетку, положил на нее булочку и продолжил наслаждаться любимым напитком. Тогда Федор Мамаев, мой руководитель, перешел к активным действиям и стал вырывать чашку из моих рук. Я, естественно, воспротивился. Началась перебранка.

– Что вы взяли моду пить кофе через каждые два часа!– кричал Мамаев.– Я запрещаю пить кофе в лаборатории.

– А могу я сходить в туалет?– вежливо спросил я.

– В туалет можете сходить,– в сердцах разрешил Мамаев.

– А могу я там пить кофе?– спросил я.

   Шеф ничего не ответил.  Это и был его положительный ответ, позволивший мне медленно начать пить кофе. Мамаев дернул головой, раздраженно встал и вышел из комнаты. Я спокойно допил кофе. Надо было видеть выходящего из кабинета Федора, позволившего допить мне горячий напиток в стенах лаборатории, которой он командовал.

– Я лично знаком с Мамаевым. Мы с ним работали в одном институте,– рассмеялся Сёма,– и не понаслышке представляю его вспыльчивость. Он не такой человек, чтобы оставить без последствий вашу выходку с кофепитием. Ждите достойного ответа.

– Я и сам понимаю, что так долго продолжаться не может,– высказался Геннадий,– нервы мои на исходе и пора искать новую работу. Вот я и приехал к вам прозондировать почву. – Трения в ваших взаимоотношениях начались, по-видимому, не вчера?– спросил Сёма.

– С месяц назад,– согласился Геннадий,– когда ездили в Тулу на переговоры с представителями завода, выпускающего медицинское оборудование. У меня появилась новая идея использовать для дезинфекции воды «атомную пушку», применяемую для облучения в онкологических отделениях медицинских учреждений. Мамаев отнёсся к идее сомнительно, но согласился съездить инкогнито в Тулу на завод, где производят «атомные пушки».  В дирекции завода, по предварительному согласованию, я представился руководителем лаборатории, а Мамаева назвал моим шофером, что выглядело логично, если судить по его мятым брюкам, стоптанным туфлям, истертой кожанке и сдвинутой на лоб кепке.

    В глазах Семена Михайловича Мамаев не был франтом и причислялся, к вполне адекватным, современным людям. Судя по научным конференциям, он выглядел прилично одетым и гладко выбритым мужчиной, что не вязалось с описанием портрета, написанным Геннадием. Можно было допустить, что со временем многое меняется в облике. Сема не собирался зацикливаться на  костюме. Мало ли как может выглядеть настоящий ученый.  Он считал, что об ученом следует судить по его творчеству, а не по костюму, взятому из химчистки или вытащенному из ящика  для белья. У него появилась мысль, что дело не в одежде. Актерские способности, достойные уважения, всегда ценились в мире науки. Может  Федор вспомнил о своих актерских способностях и мог, сменив одежду, преобразиться в шофера или тракториста,  что  говорило в его пользу.   Сема сталкивался и с драчуном Мамаевым, отстаивающим на совещаниях свою точку зрения и оставляющим незаживающие раны на физиономии противников.

    Переговоры в Туле прошли успешно и завершились договоренностью о поставке оборудования. Прощаясь с руководством завода, Геннадий Петрович дружески похлопал своего шофера по плечу и панибратски предложил: пойдем, Федя, к машине. Через неделю представители завода прибыли с ответным визитом для переговоров и подписания договора. Они оторопели, увидев в кабинете директора института шофера Мамаева, профессионально  ведущего переговоры. Присутствующему Геннадию Петровичу не позволили промолвить ни словечка. Тема  для лаборатории была признана не перспективной и представители завода уехали ни с чем.

– Я всё же приобрел в Туле списанную «атомную пушку»,– не унывал Геннадий,– привёз её в институт, провел эксперимент по дезинфекции семи кишечных палочек, находящихся в пробе, и написал статью о положительных результатах опыта. Видели бы вы Мамаева, ворвавшегося в химическую лабораторию, в которой я, мирно беседуя с лаборанткой,  пил кофе. Он встал в боевую позу, раскрыл страницу, на которой была напечатана моя статья, и потряс журналом в воздухе

– Вы что себе позволяете! – кричал он.– Я не позволю в моей лаборатории устраивать эксперименты «на дому» и публиковать результаты, полученные по обеззараживанию семи кишечных палочек, когда в стакане воды по ГОСТу «вода питьевая» их  – двести!

– Федя, видимо, забыл, где я раньше работал и кого  до сих пор считаю своим учителем,– высказался Геннадий,  признав в который раз Семена Михайловича своим учителем.– Дело не в семи кишечных палочек, а в тотальном уничтожении патогенных микробов, участвующих в эксперименте.