Во власти Зверя - [8]

     Священник в ужасе отшатнулся к стене. Мощный поток негативной энергии обрушился на него, мгновенно превратив знакомую обстановку в непостижимо страшный мир призраков. Серое свечение, подобное облаку, окружавшее демона, стало багровым. На глазах у священника демон менялся, превращаясь в дикого зверя: спутанная копна серых волос, горящие желтым огнем глаза, рот зияющий провалом. Зверь пожирал глазами священника, затуманивая его рассудок. Он знал все сокровенные мысли отца Алексия, и потому мог управлять им. Почти обезумев от ужаса, священник чувствовал, что становится механической куклой, лишенной воли. Зверь издевался над ним, и у священника не хватало сил сопротивляться этому натиску.

     -Ты боишься меня? - спрашивал зверь, и удовлетворенно усмехался, зная ответ. Мастерски сделанная им кукла, лишь жалко открывала рот, не издавая при этом ни звука.

 Истинно веруя, священник все же не был  готов увидеть сверхъестественное. Теперь, когда сама смерть явилась за ним в своем неприкрытом обличии, он не мог справиться со своим страхом; но то, что он испытывал, не было страхом смерти, его пугало потеря контроля над собой. В отчаянии он попытался молиться:

     - Именем Иисуса Христа, я заклинаю, прочь от меня сатана!                                                                      

     - Что ты в этом понимаешь, - глядя в глаза священнику, демон бросил «Новый завет» в потухший камин. В камине вновь загорелся огонь, поглотив священную книгу. - И вообще, что вы, люди, можете понимать?! Ваша жизнь состоит из тысячи никому не нужных мелочей. Секунду за секундой вы проедаете и прожигаете жизнь, забывая осмыслить главное, зачем вы здесь. Вы просто съедаете себя и себе подобных, вы воюете за клочок земли, за сиюминутное наслаждение, и умираете, так и не научившись жить! Вы ползаете по земле, а могли бы летать; вы говорите, но слушать и понимать друг друга вы и не желаете; вы строите, чтобы затем разрушать. Вы – дети Творца, но творить не умеете! Вы не достойны Бога. Человечество не выдержало испытаний на человечность, и потому гибнет.

     На мгновение священнику показалось, что он увидел сострадание в глазах демона…»

Глава 7

   «…Месяца два назад нас направили на несанкционированный митинг. Власти опасались беспорядков. Нас вооружили по полной форме: дубинки, баллоны со слезоточивым газом, и оружие с боевыми патронами. Так, на всякий случай…

   …Этот митинг  вывернул меня наизнанку. Мы стояли в оцеплении двумя рядами почти два часа. Когда появились они, казалось, потемнело небо! Их было несколько тысяч. Шли люди разных возрастов: старики с орденами, женщины, молодые мужчины, были даже дети. Все те, кто не хотел мириться с действующим порядком: единицам – все, остальным - ничего. Тогда я понял, что должен быть с ними…

   …Не знаю, кто дал команду стрелять. Возможно, это была провокация. Господи, если ты есть, прости меня! Крики людей до сих пор стоят у меня в ушах. Сейчас я спрашиваю себя: к чему я пришел? Все то, что произошло, настолько чудовищно, что этому нет оправдания. Нет оправдания мне. И  доводы, что все со временем забудется и пройдет  само собой - невозмож-ны. Я преступил черту, и это засело во мне так глубоко, что исчезнет лишь вместе со мной…»

    Иван закрыл тетрадь. Он не мог больше читать. Он понял друга, как если бы сам стоял в оцеплении, и ему был дан приказ стрелять. Там в толпе могли быть его учителя и одноклассники, которые не захотели мириться с нищетой и бесправием. Да и какая разница, кто мог быть в толпе. Там были люди!

    Иван отчаянным жестом взъерошил волосы.

    «Да, после такого, жить нельзя.…Хотя, возможно, я поступил бы иначе», - подумал он, зная наверняка, что никогда не выбрал бы самоубийство. Смерть – эта отвратительная черная яма, казалась Ивану непомерно большим наказанием. Но почему Николай не пришел в тот вечер к нему? Иван попытался отбросить мысль, которая напрашивалась. «Да потому, что я тоже чудовище!» - воскликнул он про себя, и вдруг увидел себя  таким, каким был на са-мом деле, человеком слабым, постоянно вступающим в сделку со своей совестью, пишущим дешевые статьи в газеты, писателем, так и не написавшим ни одной стоящей книги. Разве не он сочинял ту самую низкосортную литературу, которую и в руки брать противно, не то чтобы читать. И все ради этих «зеленых».

    - Хочешь вкусно есть и сладко спать, а тем временем гордыня делает свое убийственное дело. Ты спокойно  пишешь статейки о чужих страданиях, а сердце твое остается холодным и равнодушным, - Иван не заметил, как стал говорить вслух с самим  собой. - Николай это чувствовал, потому и не пришел ко мне.

    В мыслях Ивана царил хаос; он понимал, что все это время находился в спячке и, наконец, проснулся, и это пробуждение было настолько болезненным, словно его резали по живому. Прошлая жизнь разрушалась, распадались жизненные принципы.

    - Это тупик, - прошептал Иван.

    Звенящая тишина повисла в воздухе, было в ней что-то тягучее, мертвое, медленно угасающее в пустоте. И оттуда, из пустоты, глухой голос позвал Ивана по имени. В растерянности он оглянулся. Зов повторился. «Я схожу с ума!»- подумал Иван, но от этой мысли ему стало почему-то легче. На мгновение он замер, пытаясь ни о чем не думать, и постепенно мысли его стали проясняться, шум в ушах прекратился. Теперь он ощутил потребность к действию. Он вернулся к столу, руки сами потянулись к ноутбуку. Не задумываясь, Иван стал печатать.