Во власти речных ведьм - [42]

– Ты теперь наша дочь. А своих мы не бросаем, – чтобы подбодрить, твердо сказал папа Сережа.

Ревность больно уколола в сердце: «Мы своих не бросаем», но почему они бросили меня? Почему заставили прожить в детдоме свое детство? Горькое чувство выбило из сна, из сознания Кати.

Просыпаясь, где-то рядом я услышала ее зовущий голос:

– Даша… Даша, где ты?!

10. Зеркальная семерка

Села на постели. С тоскливым щемящим чувством посмотрела на пустую половину кровати, непримятую подушку. Как же я скучаю по Олегу! Через занавеску ярко светило солнце. С улицы уже явственно доносился крик Риты: «Даша, соня! Где ты? Мы приехали!» Вспомнила, что накануне договорились в лес сходить. Там озеро на месте бывшего карьера. Говорят, местность очень красивая, а я еще там ни разу не была. Накинула халат. Спустилась к крыльцу. Пригласила Риту зайти в дом. Спросила её:

– Может, чай поставить?

– Даша, харчи мы с собой взяли. Быстро собирайся, а то мой Ванька в машине один без присмотра.

– Рит, боюсь…

– Что в лесу ёжики затопчут? – хохотнула подруга. – А, поняла, долго тебе ходить не придется. По лесной дороге прямиком к озеру подъедем. Посидим, искупаешься, пожуем и домой доставим. Считай у тебя первый увал от Маринки.

Увидев парня Риты, мне стало ясно, почему она о нем беспокоится. Очень симпатичный, худоват, но ладный. Меня промасштабировал сразу с ног до головы. Хотя знает, что замужем и беременна. Такого нельзя без пригляда оставлять! И кого-то он мне напомнил. Семена? Моего мужа в видениях у Седмицы? В машине, на козырьке от солнца была пришпилена маленькая фотография.

– Семен?! – кажется я выкрикнула это вслух.

Иван дернулся, притормозил, срулил к обочине.

– Чего?! – спросил он, повернувшись ко мне.

– На фотографии.

– А-а-а-а, да. Откуда знаешь? Он мой старший брат. Пропал по глупости на Седмице два года назад. Тебя ж здесь тогда не было!

– Привиделся в день исхода…

– Не врешь? – Я помотала головой. – Матери он почти каждый день снится. Живой! Говорит, живет Семка в Седмице. Уходить сам не хочет. Ждет, когда к нему жена вернется. Да только невеста его давно в другой город уехала.

– Даша, а что тебе привиделось, расскажи, – попросила Рита.

Я вкратце поведала, а она:

– Наверняка в этом что-то есть… Говоришь, раньше Семена не видела? Неужто ведьмы речные заранее тебе место в своем логове подготовили? Знамо дело, любили они судьбами людскими распоряжаться! Жаль, Катя еще не вернулась. Она у нас по ним знаток. Дед Матвей ее сторожит. Настроен решительно: пока не вытащит – не уйдет. Сказал, так и заживу у Седмицы.

Теперь удивилась я:

– Так Катя в отъезде, вроде бы. И нотариус в курсе.

– Как так?! – всплеснула руками Рита. – Это что тебе, бесеныш сказала? Ой, извини, так Маринку Мария, жена дяди Вольди окрестила. А ведь в точку! Помнишь, мы помогали прибираться в доме после ведьминого погрома? Маринка нами, как слугами, помыкала. Пришли то по-доброму, а никакой благодарности! Отдавала указания, подгоняла, носом тыкала, где грязь пропустили. Думаю, даже присматривала, чтобы ничего не украли.

Представляешь? Сама же бегала из комнаты в комнату, так шустро, что не уследишь. При ней в гостиной горка упала. Она истошно кричала:

«Призрак! Призрак!» Мы вбежали. Олег ее обнимал, успокаивал. Мария оглядела погром и заметила: «Призрак, что, с топором напал?» Маринку всю передернуло. А когда Мария подняла посудные черепки и удивилась, что это не коллекционный сервиз, а посуда с кухни, девчонка накричала на неё. Выгонять из дома стала. Да та из казачек, характер! Подошла к Маринке вплотную и твердым голосом: «Ты на меня, бесеныш, не кричи. Как кошара злобная глазищами желтыми не сверли. И так ясно, нечисто тут у вас. А как я об этом хозяйке скажу? То-то. А к тебе, бесеныш, я больше не приду, сама управляйся. Сдается мне, что ты тоже меченая, хоть не из деревни нашей».

Я задумалась: почему, когда сейчас мои в отъезде, особенно про Маринку я слышу все больше странных, неприятных вещей? Но Катя звонила, мне не показалось?! Об этом я поделилась с Риткой:

– Связь была плохая – да, но я узнала Катин голос…

– Даш, может, это все еще ведьмины проделки? После исхода здесь чертовни не убавляется! Да, с тобой дед Матвей поговорить хотел. Может, сейчас спустимся?

Иван, пока мы разговаривали с Ритой, нервно рылся в бардачке. Возможно он случайно нажал на пуск автомагнитолы, и опять зазвучала Риткина песня – баллада о горестной любви.

– Ой, выключи, Ванька! Эту дрянь выкинуть надо! Знаешь, Даш, я только и слушаю эту запись последнее время. Она завораживает, вредная она. Мне ее Кетлихова дочь подарила. На днюху, за 21 день до твоего приезда на Седмицу-вещунью. Ой, кстати, ты же не знаешь, наверное, Кетлиху речные ведьмы частенько в транс вгоняли, духами в ее сознание проникали. В ее облике бедокурили. Прикинь, ночь на дворе, и вдруг на всю улицу дикие завывания. Стоит Кетлиха у чьих-нибудь ворот, как безумная. Глазищи выпучены, желтым фосфоресцируют, как у волчицы, рот оскален. Орет утробным голосом: «Отдайте кольцо, вещенное на Федора, иначе у его сына Николая не мальчик родится, а девочка. Прервется род… У-у-у-у-хру-у-у-у-у». Понятное дело, услышать то ее услышали должники – воры ведьминого добра. Пришипились. Делают вид, что нет никого. Постоит, постоит Кетлиха, да как взвоет! Аж переворачивает ее. Потом бурчит что-то, вроде как на чужом языке. За ночь так несколько дворов обойдет. С мечеными вообще до устрашки доходило! Она конкретно озвучивала список, что нужно вернуть и что будет, если те этого не сделают. Потом угрозы оборачивались реальными бедами, несчастьями для этих людей. Кто под машину попадает или под поезд. Кто-то по пьянке в ванне тонет. Вон, Громов-старший крышу чинил, сорвался и на ящик с инструментами попал. На пилу. Вошла! Насмерть! Кетлиху в полицию частенько приводили. А что тут можно сделать? То ведьмы речные угрозу исполнили. И не своими, и не чужими «руками», а силой несчастного случая! Кетлихи все – семья меченых, как Воробьевы. Знаешь, что мне моя бабушка Матрена говорила: «Кетлихи – голос и глаза для ведьм. Нечисть эта знамо немая и слепая. Они в телах бродят. Уж хорошо, что человечьими руками ничего сделать не могут. В той позорной семье Кетлиховой их тела они как вещи на себя надевают. Подслушивают, подглядывают, сети для нас, как для мух, плетут. Не водись с ними и Катькой Воробьевой! Не смей шляться к ним. Их воробьевские души как поленья в топку пойдут. Сгорают души, силу их ведьмы, как дым, в себя вдыхают. Не смей на Седмице гадать! С нечистью свяжешься, добром не кончится!» Вот так.