Во Флоренах - [9]

Впрочем, и мне самому порой кажется, что Горця только ждет возможности вознаградить себя за случай с воробьем. Пусть не надеется: я не допущу озорства! Сегодня непременно пойду к его сестре, хотя вряд ли она имеет на мальчика большое влияние. Но мне надо знать, как он воспитывается.

Свиноводческая ферма находится в Валя Хынкулуй[5], недалеко от речушки. Большой свинарник окружен новыми загонами, а немного выше, на песчаном холмике, стоит маленький домик. Стены его свежевыбелены, завалинки посинены. Я подхожу к открытому окну: девушка купает поросенка в корыте. Она трет его мылом, обливает водой из кувшина. Потом вытирает простыней. Ее загорелые руки движутся быстро и ловко.

— Вы Аника Креду?

— Да, я, — девушка смотрит на меня в недоумении: кто бы это мог быть? — Я вам нужна?

— Да. — Я называю себя.

— Простите, сейчас выйду…

Обхватив рукой поросенка, она любовно гладит его по шерсти и несет в хлев. Вскоре девушка возвращается. На ней уже нет белого фартука и волосы гладко причесаны.

Аника — маленькая, чистенькая, хорошо сложена. Кончик носа у нее немного вздернут.

— Я пришел потолковать с вами о Горце, — говорю я.

— Неужели опять что-нибудь натворил?

Румянец волнения вспыхивает на круглом, смуглом лице Аники. Синие мечтательные глаза грустнеют. Я рассказываю ей историю с воробьем.

— Ну что мне делать с этим мальчишкой!? Сладу с ним нет!

Я пытаюсь утешить Анику: мальчик не такой уж плохой. И он со способностями. Немногие учатся так, как Горця. Но его необходимо держать в руках. В школе он проводит всего несколько часов. Нужно дома за ним смотреть, да построже быть с ним.

— Дома он один-одинешенек и делает все, что взбредет ему в голову, — жалуется Аника.

Целый день девушка здесь, на ферме. Вечерами — три раза в неделю — она занимается в школе. В остальные вечера — то стирает, то шьет, то стряпает. Еду-то надо приготовить, и книжку хочется почитать. Для Горци совсем мало времени остается. А мальчик и дома ведет себя нехорошо. Соседи часто жалуются на него:

— Горця взобрался на дерево и обломал ветки…

— Горця дразнит собак…

Аника каждый день ругает его, а раз даже побила. Бедный, как он плакал! После этого на три дня утихомирился, а потом опять…

Я советую Анике перейти на другую работу, чтобы у нее оставалось побольше свободного времени. Я могу даже попросить об этом председателя колхоза.

Но она не соглашается. Бросить ферму? Ни за что! А как же социалистическое обязательство? А соревнование с фермой в Поенах? Перейти на другую работу, теперь, когда объединились все три колхоза села! У Аники большие планы. Она хочет добиться, чтобы ее ферма стала образцовой, чтобы в ней выращивали свиней высшей породы. И все это бросить? Передать в другие руки? Да она уверена, что если бы ей даже очень этого хотелось, правление ее не освободило бы.

— Но у вас уже есть, по крайней мере, чем похвастать? — спрашиваю я. — Хороши поросята?

Девушка оживляется, даже глаза заблестели. Кто не знает, каких свиней выращивают у них на ферме! Аника тянет меня за рукав: «Идемте, я вам покажу». Колхозники сдали ей на руки 194 головы. У нее есть помощник — дед Тимофте. Но он стар. Хорошо, что хоть сторожит по ночам. Ей бы еще одного человека, но она об этом не хлопочет. Сама справляется.

На низеньких воротах свинарника висит замок. Аника отпирает его. Мы входим в большой чистый двор. В угловом сарайчике хрюкают несколько самок. Отсюда тянется длинный ряд больших и мелких загонов. Посреди двора резвятся поросята. Здесь есть и несколько годовалых. Этих уже можно начать откармливать.

— Вот, идите сюда, — воодушевленная Аника открывает передо мной дверь самого большого загона. Здесь расположились тридцать кабанов, жирных, огромных. Они уже не в состоянии даже подняться с места.

— Вон, видите этого? Мы его Черчиллем зовем. Завтра зарежем для колхозников. В нем сала две трети и только одна треть — мяса, — с гордостью рекомендует одного из кабанов Аника.

В углу лежит пятнистая свинья. Она изо всех сил старается подняться. Хрюкает, вытягивает передние ноги… Но, несмотря на все старания, встать не может. Тогда она начинает рыть землю под глинобитной стеной.

— A, чтоб тебя! — и девушка запускает в свинью камешком.

Почему Аника сердится? Всякая свинья роет землю. На то она и свинья.

— Пусть идет к своему хозяину, — сердито говорит Аника. — Там может хоть весь дом перевернуть. Мне не жалко.

Хозяин? Какой хозяин? Ведь свинарник этот колхозный… Аника молчит и смотрит в сторону. Между ее тонкими бровями вдруг пролегла глубокая складка. Щеки у нее горят. В чем дело?

— Мне все-таки интересно знать, о каком хозяине вы сказали, Аника? — спрашиваю я.

Она молчит.

— Ну, это уже просто нехорошо с вашей стороны. Раз начали, то надо и закончить.

— Вы не подумайте только, что я его боюсь, Степан Антонович, — с досадой говорит Аника, — мне просто противно.

Я, однако, настаиваю, чтобы она рассказала мне, в чем дело. И Аника рассказывает. Ей бы не хотелось именно теперь ссориться с председателем колхоза. Ведь она хлопочет, чтобы правление закупило еще десять свиней хорошей породы. Если Штефэнукэ рассердится, он не согласится с ее предложением. Ведь эта пятнистая свинья, этот «паразит», как называет ее Аника, его, председателя. Он купил ее в колхозе поросенком и тут же откармливает.