Во Флоренах - [8]

— Могу, Степан Антонович, я сделаю…

— Тебе придется здесь задержаться часа на два, не больше. Нужно оставить время для приготовления уроков.

— Не беспокойтесь, Степан Антонович, уроки я вечером приготовлю, — говорит Горця.

Мы заходим в библиотеку. Она занимает довольно большое помещение рядом с пионерской комнатой. Нельзя сказать, чтобы лицо библиотекаря засияло от удовольствия при виде нас. Но он пересиливает себя и по-приятельски кладет руку на плечо мальчику.

— Займемся делом, Горця, а? Ты меня выручишь…

Вчера мне с большим трудом удалось уговорить его дать Горце какое-нибудь поручение — ведь этот сорванец скорей все порвет, чем склеит!

— Горця, смотри, делай только то, что тебе велят. Да поаккуратнее, — говорю я мальчику.

— Хорошо, Степан Антонович, — отвечает Горця.

Приходите к нам почаще!

В субботу вечером я иду в сельский клуб. Там хорошая библиотека, хочу взять несколько книг. Читальня полна народа. Особенно много здесь молодежи. Мика Николаевна читает вслух роман Фадеева «Молодая гвардия». Стройная, с гладко зачесанными назад волосами, она сейчас напоминает мне учительницу из фильма «Выборгская сторона». Останавливаюсь и я послушать.

Эти читки происходят два раза в неделю и вызывают большой интерес. Мика Николаевна теперь читает про Олега Кошевого. У нее ясный, звучный голос. В левой руке она держит книгу, а правой время от времени инстинктивно делает жест, будто хочет кого-то ударить. Этот жест как-то не вяжется со всем ее обликом, с ее нежным лицом, с ее ярко выраженной женственностью. Мика Николаевна заметила меня около дверей, она кивает мне и ищет глазами место. Но вон Санда Богдановна машет рукой, приглашает сесть рядом с ней.

Не успеваю я усесться, как Санда Богдановна начинает шептать мне на ухо:

— Смотрите, как рты разинули! И только потому, что она хорошенькая…

— Тише, — говорю я ей, — нас слышат. — Но Санду Богдановну не так легко унять.

— Будьте уверены, — продолжает она, — были бы вы на ее месте, не явилось бы столько народу.

Пытаюсь возразить ей, что на прошлой неделе я здесь делал доклад о международном положении, и яблоку негде было упасть. Но Санда Богдановна не слушает и продолжает нашептывать:

— Видите вы того парня около окна? Он ее просто глазами пожирает. Нет, тут дело не в книгах…

— Это некрасиво, Санда Богдановна, нас слышат, — прерываю я ее уже с некоторым раздражением.

Санда Богдановна обиженно отворачивается от меня.

Мика Николаевна дочитывает главу и останавливается.

— Скоро десять, — смотрит она на часы. — На этом мы сегодня кончим. Соберемся в следующий раз.

— В четверг, — раздается несколько голосов.

— Мика Николаевна, а что, товарищ Фадеев все это собственными глазами видел? — спрашивает совсем молодой паренек.

— А ты не надоедай Мике Николаевне, — обрывает его сердито чей-то солидный голос. — Она кончит читать книгу и тогда все сама нам расскажет.

Несколько парней и девушек окружают молодую учительницу. Каждому хочется чем-нибудь удружить ей.

— Мы вас проводим, Мика Николаевна. На улице грязно и темно.

— Спасибо, — отвечает она, улыбаясь. — Но я еще здесь задержусь.

Позже я провожаю Мику Николаевну домой. Вечер темный, и она опирается на мою руку, чтобы не упасть.

— Степан Антонович, — говорит тихо моя спутница, — что вы скажете..? — Мика Николаевна не договаривает.

— О чем? — спрашиваю я удивленно. И тут же догадываюсь: она хочет поговорить со мной об отношении к ней Андрея Михайловича. Еще вчера я заметил, что Мика Николаевна ищет возможности что-то рассказать мне с глазу на глаз. Я знаю, она теперь ждет, чтобы я сказал ей: «Вот наглец этот Андрей Михайлович! С какой стати он преследует вас!» Но мне почему-то хочется, чтобы она сама об этом заговорила. Так как я молчу, Мика Николаевна спрашивает:

Неужели вы не понимаете, о чем я говорю? Вы же видели… Директор…

— Да, но, по-моему, вы сами в этом виноваты, — вырывается у меня неожиданно для самого себя.

— Как? Я? Почему? — испуганно восклицает Мика Николаевна.

Мне становится жаль ее. Она, видно, очень дорожит моим мнением.

— Да, да, — повторяю я, но теперь уже мягко, по-дружески. — Надо было поставить его на место с самого начала.

— Но ведь он все-таки директор. И потом он ничего такого не говорит, только вызывает к себе в кабинет и держит там бесконечно долго.

— Нет, Мика Николаевна, надо держать себя с большим достоинством…

— А я что? — вспыхивает она.

— А вы ведете себя, как слабое создание.

— Может быть… — отвечает она не сразу. Всю остальную дорогу мы молчим.

Но вот и квартира Мики Николаевны. Не подавая руки, она быстро говорит мне: «Спокойной ночи!» и исчезает за калиткой.

Шагаю один по темным улицам. Я недоволен собой. Кто дал мне право так разговаривать с девушкой: «вести себя с большим достоинством»… «слабое создание»… Откуда взялся этот поучительный тон? Эх, Степан Антонович, не смахивал ли ты сегодня немного на шефа своего, на Андрея Михайловича?

Плохая погода дает мне почувствовать старую рану в ноге. Я долго не могу заснуть от боли.

Горця как будто успокоился и ведет себя хорошо. Только один раз Санда Богдановна пожаловалась мне на него. А дело было вот как. Во время перемены дети играли в коридоре. Горця нарядился в пестрый платок и втянул голову в плечи… Но с чего, собственно, Санда Богдановна приняла это на свой счет?