Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории - [42]

Более 95 % всего нашего существования[208] на Земле мы прожили в подобных племенах, и бо́льшая часть находящихся в нашем распоряжении нейронных конструкций была выстроена тогда же. В сегодняшнем XXI веке, веке скорости, информации и высоких технологий, мы всё еще мыслим как люди каменного века[209]. Как бы ни была мощна наша культура, она способна лишь приглушить, но не трансформировать или нейтрализовать глубоко укоренившиеся в нас первобытные импульсы. Откуда бы мы ни были родом – с запада, востока, севера или юга, – в нашем подсознании все еще бушуют ледяные ветра плейстоцена, влияющие едва ли не на все аспекты нашей современной жизни, начиная с нравственных убеждений и заканчивая расстановкой мебели. Одно исследование установило, что мы предпочитаем размещать кровати как можно дальше от входа в спальню[210] и ложимся на них таким образом, чтобы дверь была хорошо видна, словно по-прежнему спим в пещерах и опасаемся появления ночных хищников. Мы рефлекторно подготовлены к отражению любой угрозы[211], как когда-то во времена странствий по саваннам: если кто-нибудь подкрадывается к нам и пытается напугать, наше тело автоматически реагирует так, будто нас атаковало хищное животное. По всему миру людей привлекают открытые пространства[212], лужайки и деревья с кронами как у тех, под которыми прогуливались их предки. Ценности каменного века не покинули и наших историй.

Многие психологи настаивают, что развитие человеческого языка в первую очередь было связано с потребностью обмениваться историями друг о друге, тем самым подтверждая могущество мозга-рассказчика[213]. Как бы неправдоподобно это ни звучало, определенная логика здесь есть. Люди жили крупными племенами до 150 членов[214], проживавших день за днем на большой территории[215], вероятно, в группах от пяти до десяти семей. Для поддержания работоспособности племени было крайне важно, чтобы его члены сотрудничали между собой – делились, помогали, работали вместе – и ставили нужды других выше своих собственных. Само собой, это было непросто. Люди есть люди. Тем не менее, несмотря на катастрофически несовершенное устройство нашего рода, людям удалось наладить превосходное взаимодействие внутри древних племен, благодаря чему последние сумели протянуть десятки тысяч лет, а иные продолжают существовать и по сей день. Более того, считается, что они отличались существенно бо́льшим равноправием по сравнению с современными формами общества. Но как им это удавалось? Как они смогли настолько изумительно сдерживать эгоистическое поведение друг друга без полиции, судебных органов и даже письменных законов?

При помощи самой ранней и зажигательной формы сторителлинга. Сплетен. Люди пристально следили за поведением остальных и всё подмечали друг за другом. Когда их истории касались людей, следующих правилам группы и ставящих во главу общественные интересы, слушатели испытывали прилив позитивных эмоций и хвалили подобное поведение. Напротив, сплетни о тех, кто из своего эгоизма нарушал правила, вызывали моральное осуждение. Такие истории побуждали к действию, а именно к наказанию – провинившихся могли пристыдить или высмеять, применить против них насилие или вообще изгнать из племени, что было равнозначно смертному приговору.

Тем самым истории поддерживали работоспособность и взаимодействие внутри племени. От них зависело наше выживание. Наш мозг работает схожим образом и сегодня. Сплетничество является повсеместно распространенной формой человеческого поведения[216]; две трети всего нашего общения посвящены социальным вопросам. Психолог Сьюзен Энгел вспоминает, что, когда она была маленькой, в гости к ее матери отведать лакомой черной икры и обменяться еще более лакомыми сплетнями заходил писатель Трумен Капоте («С возраста четырех лет и до того, как я стала подростком, я засиживалась на диване рядом, но не ради еды, а с жадностью вслушиваясь в каждую историю о друзьях и соседях, которую Трумен и моя мама обсуждали за ланчем»[217]). Энгел посвятила часть своей карьеры изучению естественного возникновения сплетен в детском возрасте и обнаружила, что, начиная с четырех лет, дети собирают информацию об истории своей семьи, слушая разговоры родителей[218]. В этом же возрасте «у них самих тоже зарождаются способности к сплетничеству»[219].

Увлеченность поведением других людей роднит детские сплетни с теми, что распространяли в племенах наши древние предки. Десятилетний школьник рассказал исследователям об однокласснике, который «точил карандаш, хотя ему было сказано этого не делать. Так что он точил его под партой. А еще, когда не разрешают читать, он просто кладет книгу на колени и постоянно смотрит туда». Такое бунтарское поведение принесло несчастному мальчику обидное прозвище Книжный червь.

Сплетни нужны, чтобы рассказывать нам, что в действительности представляют собой другие люди. Большинство из сплетен касается нарушения этических правил[220], установленных в группе. Такие истории поощряют поведение в интересах коллектива, при необходимости вызывая в нас моральное осуждение, побуждающее нас выступить против «персонажей» сплетни или, напротив, в их защиту. Нам приносят удовольствие книги и затягивают фильмы, потому что они пробуждают и эксплуатируют заложенные в нас с древних времен социальные эмоции. «Истории возникли благодаря нашей глубокой вовлеченности в общественный надзор», – пишет психолог Брайан Бойд