Внуки Колумба - [46]

Вия обхватила Угиса сильной рукой и усадила обратно в подушки.

— Лежи спокойно, малыш, — сказала она. — Не разбей термометр. Их сейчас нигде не достанешь.

— Видишь, Липст, моя песенка спета, — Угис еще раз попытался подняться. — Итак, я — жертва медицины.

— Лежи спокойно, жертва, — сказала Вия.

— Липст, я прошу тебя, — прижатый локтем Вии, Угис больше не артачился. — Прихвати с собой мою луковицу и походи в ней часок на карнавале. Маска небольшая, сложи и сунь в карман. Тогда у меня будет чувство, будто и я среди вас. Наденешь?

— Ладно, — сказал Липст. — Надену. А ты лежи спокойно и поправляйся. И не ссорься с Вией.

— Этого от меня не требуй. Этого я не обещаю.

— Ничего, ничего, все будет в порядке, — Вия поправила подушку под головой Угиса.

В тарелке еще оставался суп, и кормление Угиса продолжалось. Порядок тот же самый: Вия зачерпывала ложечку, старательно охлаждала и лишь тогда подносила к губам Угиса. Угис смирился. Забыв все печали, он послушно ел, не отрывая взгляда от румяного, здорового лица Вии. Он был счастлив. Широко раскрытые глаза сияли. Впервые в жизни Угиса кто-то о нем так нежно заботился, впервые к нему так ласково прикасались женские руки. Отблеск чудесного тепла любви, которым Угис не был согрет даже в детстве. От самого рождения он зяб. Теперь он блаженно грелся и льнул к этому теплу, — не замечая, что сам уже охвачен пламенем.

— Всем до свидания, — попрощался Липст.

Угис поднял голову.

— Не забудь, пожалуйста, мою луковицу.

— Не забуду, Угис. Я ее взял. Надеюсь, на мне она будет так же хороша, как на тебе.

Из-за занавески высунулись головы Ии и Робиса.

— Пока! — сказал Робис.

Ия не сказала ничего. В зубах она держала шпильки.

К семи часам Липст был в полной боевой готовности. Еще раз осмотрев себя в зеркале, он завернул в бумагу то, что надо было взять с собой, надел новое пальто и поехал к Юдите.

Дверь открыла ее мать.

— Добрый вечер! — Липст, краснея, снял кепку. — Простите, Юдите дома?

Если учесть, что Юдите уже кричала из кухни «пройди в комнату и подожди», вопрос Липста мог показаться глуповатым, однако ничего более умного ему не пришло в голову.

— Раздевайтесь, — предложила пожилая дама.

У нее всегда был недовольный вид, и она всегда курила, нервно стряхивая пепел с вымазанной губной помадой сигареты. Ни капли сходства с Юдите! В присутствии матери Липст всегда чувствовал себя как на вертеле. Больше всего выбивал из колеи взгляд этой женщины. Казалось, она никогда не замечала Липста. Даже когда смотрела в упор.

— Как тепло у вас, — помолчав, заметил Липст.

Ради приличия надо было что-то сказать. Он положил сверток на пол и не спеша расстегнул пальто.

Мать Юдите ничего не ответила, но Липст сразу почувствовал что-то неладное. Пожилая дама не сводила с него взгляда, в котором сквозил ужас.

Липст отвернулся и долго возился у вешалки, пока повесил пальто. Потом их взгляды опять встретились. Она по-прежнему смотрела так, будто хотела загипнотизировать Липста. Глубокие складки вспучили тщательно запудренный лоб, щеки постепенно приобрели зеленоватый оттенок.

Липст смущенно улыбнулся и, не зная, как быть дальше, посмотрел на себя в зеркало. О боже! Ведь он в карнавальном костюме! Короткие штанишки школьника и ярко-зеленая фланелевая блуза. Вязаные чулки обтягивали длинные мускулистые ноги, вместо галстука болталась похожая на огурец шелковая кисточка. В замешательстве он совсем забыл про это. Бедная женщина, все-таки у нее были стальные нервы!

— Извините! — пробормотал Липст. — Это костюм для карнавала. Я думал, Юдите вам…

Из ее уст вместе с серым клубом дыма вырвался звук, похожий на стон.

— Какая приятная неожиданность! Очевидно, Юдите забыла сказать, где она встречает Новый год, — женщина резко повернулась и исчезла.

— Почему ты стоишь в передней? — крикнула из кухни Юдите. — Пойди сядь на диван. Я сейчас!

Юдите влетела словно порыв ветра. Волосы заколоты на затылке, вся она благоухает свежестью, водой и мылом. На Юдите только черная кружевная комбинация.

Окинув Липста быстрым взглядом, она с веселым криком бросилась ему на шею.

— У тебя блестящий вид! — восторженно шептала она. — Ах ты мой школьник! Шалун мой маленький!

Тут же, за полуприкрытой дверью, шаркали шлепанцы матери. Не успев очухаться от предыдущего конфуза, Липст теперь окончательно смутился и вырывался из рук неодетой Юдите, но вышло почему-то так, что он прижался к ней еще сильнее. У него вдруг заложило уши, словно он вошел в цех, где клепали стальные корпуса кораблей. Этот грохот исходил из самого Липста, из его груди, которая прильнула к Юдите так крепко, что ощущала биение ее сердца. Липст теперь уже не прислушивался к шагам в соседней комнате. Он был глух ко всему. Юдите не отстранялась. Прижавшись подбородком к плечу Липста, она смотрела ему в глаза и молча улыбалась.

— Липст, — шепнула она, — уже много времени. Нам пора идти.

— Да, нам пора.

— Липст, ну, слышишь?

— Да. Я слышу.

Липст медленно разжал руки. Юдите, все еще улыбаясь, посмотрела на дверь и небрежно захлопнула ее.

— Липст, — сказала она, — ты озорник. А теперь не смотри. Мне надо надеть чулки.