Внуки Колумба - [26]

— А если нету таланта?

— Я дьявольски завидую талантливым людям. Им, конечно, успех дается в руки гораздо легче. А тем, у кого нет таланта, остается только настойчивость и сила воли. Ты прочитал книгу о Колумбе?

— Да. Завтра верну Казису.

— Не дает мне покоя этот Колумб. И не он один — тут и Амундсен, — и Скотт, и Беринг, и Беллинсгаузен… Когда говорят о спутниках, о ракетах, о полетах в космос и путешествиях на другие планеты, я всегда почему-то думаю об этих людях. Почему это были именно они? Быть может, сама природа наделила их особыми качествами? Я понимаю, что бывает талант, скажем, к пению, рисованию, к математике. Но ведь нет такого особого таланта открывателя новых земель. А может, есть? Как ты считаешь?

Такие чудные вопросы умел задавать только Угис. Липст пожал плечами. Он никогда не задумывался над подобными вещами.

Загудели электромоторы. Медленно заскользила лента конвейера.

— Молодые люди, проснитесь! — усмехнулась Клара и запела.

Она права — пора было начинать работать.

Ровно через десять минут после пуска конвейера Крускоп направляется в первый обход. Мутноватые глаза поблескивают холодным, колючим блеском. В руках трепыхается пенсне, белоснежный платок не протирает его, а судорожно точит, словно нож.

Липст подмигнул Угису и придвинулся ближе к конвейеру, чтобы мастеру было легче пройти мимо. Сегодня «аптекарь» как бутылка с нитроглицерином. И у Липста нет ни малейшего желания оказаться детонатором. Первый гром не заставил себя долго ждать. Он грянул над Робисом.

— Товарищ Красткалн, — голос «аптекаря» звучит приглушенно, но достаточно громко, чтобы его расслышало полцеха. — Я не возражаю, когда вы коситесь на крашеные брови и химическую завивку, но вынужден заметить, что нельзя косо устанавливать раму на конвейер.

— Ладно, Криш, — Робис виновато улыбнулся, обменялся взглядом с Ией и легко, точно играя, продолжал работать. — Это верно — одну, кажется, немного перекосил.

— А вот эта? Укреплена прямо?

— Эта прямо. Честное слово, Криш!

— Вы мне своим «прямо» не морочьте голову. Кому охота в рабочее время любоваться перманентами, может поступить в парикмахерскую, а не на велозавод!

Однако Робис есть Робис. Возле него Крускоп больше не задерживается. Чуть подальше более подходящие громоотводы, на которых можно разрядиться. Вон, скажем, увалень Крамкулан. До того как поступить на завод, он был дояром в Вараклянском колхозе.

— Послушайте, Крамкулан, сколько вы уже работаете на нашем заводе? — Крускоп тычет пальцем в шатун, поставленный парнем.

— Сколько? Сейчас… — Крамкулан углубляется в вычисления. — В сентябре вроде бы год.

— А раньше что вы делали?

— Раньше в колхозе на ферме работал, — с серьезнейшим видом и уже в который раз докладывает Крамкулан.

Крускопу только того и надо. Он мгновенно надевает пенсне, подскакивает вплотную к Крамкулану и, как из пращи, мечет в него колючие, хлесткие слова.

— Отправляйтесь обратно на ферму! Поняли? За полтора года ни черта ничему не научились!

Крускоп вырывает из рук Крамкулана ключ и ударяет по проплывающей раме.

— Это вам не коровье вымя! Здесь точность подавай! Я вас спрашиваю, этот болт затянут до конца?

Гроза медленно приближается. Липст время от времеци поворачивает голову — дистанция между ним и Крускопом сокращается. Мастер почти рядом. Липсту почему-то вспомнились школьные годы… Математик Инкуш садится за стол и неторопливо ведет пальцем по списку учеников.

«Отвечать пойдет…»

В классе тишина, как в часовне. На лице Инкуша не дрогнет ни один мускул, он смотрит в список, и, кажется, класс для него вообще не существует. И все же те, кто сидит за партами, удивительным образом, почти физически ощущают: сейчас, сейчас палец приблизится к моей фамилии… Есть!.. Ты затаил дыхание, стынет кровь в жилах… Мимо! Ты это чувствуешь очень отчетливо, словно палец учителя провел тебе по лбу…

Так было в школе, и там Липст не мог похвастаться чистой совестью, в особенности на уроках математики. Теперь он на заводе, и для тревоги, казалось бы, нет оснований. И все-таки тревожно. Со времени последнего разговора в конторке мастера между Липстом и Крускопом возникла явная обоюдная неприязнь.

«Старый черт, — думает Липст. — Кого-кого, а уж меня ты укусишь наверняка». Липст больше не косится в сторону и с преувеличенным усердием сосредоточивается на работе. Еще немного — и он сам вместо цепи обовьется вокруг зубчаток и ввинтится вместо болта в резьбу.

«Аптекарь» стоит за спиной и смотрит. Он стоит по меньшей мере в двух шагах, но Липсту кажется, что тот, словно рысь, вскочил к нему прямо на плечи.

«Что? Ни к чему не можешь придраться?! Не можешь, да?!» Неприятное чувство нависшей угрозы сменяется у Липста желанием что-нибудь отчубучить. Лихо присвистнув, он выметывает цепь на зубчатки, как факир змею.

— Товарищ Тилцен!

Липст вздрагивает. Ну, ясно! Он так и знал: «аптекарь» придерется. Разве не ждал он этого?

— Слушаю, мастер!

— Вы полагаете, что монтажные детали привозят, чтобы они валялись на полу?

— Нет, я так не думаю.

— Ну, тогда поднимите. Что стоите, будто аршин проглотили? Может, ждете, чтобы я поднял? Извольте, могу! Не трудитесь, молодой человек. Не утруждайте себя, пожалуйста!