Внуки Колумба - [28]

Липст удивился неожиданному приступу смелости и красноречия — он всегда малость стеснялся Казиса.

Убегающий горизонт! И откуда у него взялось такое поэтическое выражение? А внутри кто-то подзуживал: «Вот тема, на которую ты можешь поспорить с Казисом. Спорь! Это для Угиса Казис идол и божество, не для тебя».

Не раздумывая долго, Липст бросился в атаку.

— Возьмем хотя бы авиацию: когда первые аэропланы поднялись чуть повыше домов, многие считали, что это уже потолок. Сегодня самолеты забираются на тридцать километров в стратосферу, и никто больше не говорит о потолке.

Липст видит чудесное превращение, происходящее с Казисом. Чугунная маска сперва дала едва заметные трещинки около рта и в уголках глаз, Зародившаяся улыбка быстро распространилась на всю физиономию. Раздались громкие раскаты смеха — маска упала и рассыпалась. Открылся веселый спорщик, почуявший родственную душу.

— Правильно, черт возьми! — Казис сгреб Липста за плечи. — Но ты скажи мне, самолет достиг стратосферы на исчерпавшем свои возможности поршневом моторе?

— Нет. Почему на поршневом? На реактивном!

— Видишь, к чему мы подошли — к реактивному двигателю! Все решает принцип тяги, двигатель! Именно это я и имел в виду. Велосипед достиг потолка потому, что у него ограниченный в своих возможностях двигатель — человечьи ноги. Если тебе, Угис, так уж охота заняться изобретательством, изобретай велосипед, который… не велосипед. Иными словами, велосипед, на котором не надо крутить ногами педали!

Угис кивнул на соседнюю комнату:

— Такой велосипед уже изобретен. Полторы лошадиных силы и полтора литра бензина на сто километров.

— Это пол, — сказал Казис. — А до потолка мопеда еще дьявольски далеко.

— Меня мопед не интересует, — Угис, как ни странно, сегодня тоже возражал Казису. — Наш завод выпускает велосипеды.

— Завод — это главная колонна. Ты, как я понял, хочешь стать изобретателем. А изобретатели — разведчики, они должны идти впереди главных сил.

— Ты всерьез считаешь, что наш завод мог бы выпускать мопеды? — устами Липста заговорил Фома неверующий.

— Еще почище, чем итальянские «веспы» и немецкие «вандереры». Вот на этой бумаженции, — Казис с важным видом ткнул пальцем в чертеж, — ось нового мопеда.

— Правда? — оживился Угис.

— Дело решенное. Наш мопед будет называться «мальчик с пальчик». В будущем году должен быть сделан опытный образец.

— Не может быть!

— А потом мы будем производить только мопеды. Ни одного велосипеда! Лет через пять, через шесть. В общем в новой семилетке.

Угис ахнул. Это изъявление восторга как белый флаг капитуляции. Нет, Угис не огорчен! Он счастлив, что Казис опять смог изумить его чем-то из ряда вон выходящим.

— Да-а, — протянул Липст. — А я‑то, болван, думал, что пришел работать на велосипедный завод.

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы? — перешел на деловой тон Казис.

Липст отрицательно покачал головой.

— Я глух и нем, — присоединился Угис.

— Тогда катитесь ко всем чертям и дайте работать, лодыри несчастные!

Как раз в эту минуту Казис заметил еще одного «посетителя». В цехе появился Робис. Вид у него такой, точно в коридоре он столкнулся со «снежным человеком».

— Что с тобой, Робис? Беда какая-нибудь стряслась? — спросил Казис.

Робис, моргая глазами, смотрел на всех по очереди.

— Ты, может, захворал? — Угис взял Робиса за руку.

— Я только что получил нокаут.

— Ты дрался?

— Нет… был в завкоме. Не дают нам с Ией комнату… Дают кочегару Крампису.

— Почему вдруг Крампису?

— Говорят, ему нужнее. Двое детей, теща…

— Здорово, — сказал Казис. — И попробуй скажи кому-нибудь, что у Крамписа меньше оснований. Вы думаете только о себе, а он о детях и о теще.

Робис стоит как в воду опущенный. Это уже не тот Робис, что подкидывает пудовую гирю, как яблоко.

— Что теперь делать? — тихо спросил он, обращаясь, по всей видимости, к самому себе. — Свадьба послезавтра…

— Я потолкую с начальством, — немного погодя, сказал Казнс.

— Ты не беспокойся, — утешал Угис. — Мы что-нибудь да придумаем.

Липст не сказал ничего. Жаль Робиса! У него Ия. У него любовь. И несмотря на это, он сейчас выглядит таким несчастным. «Если бы у меня была Юдите, — думает Липст, — смог бы я чувствовать себя несчастным? Нет. Я был бы всегда счастлив! Даже ночью, в бурю посреди голого поля. Счастлив всегда и всюду…»

Вечером Липст пошел на свидание. Нетерпеливый и взволнованный, он явился по крайней мере на час раньше. Это его немного удивило, ведь всю дорогу он боялся опоздать.

Липст принялся расхаживать по бульвару, как часовой на посту. Круглая тумба для афиш напоминала пестро раскрашенную сторожевую будку. Около нее Липст поворачивал обратно. От «сторожевой будки» до остановки троллейбуса ровно девяносто семь шагов.

Отовсюду капало, будто город только что вылез из ванны. Темнота сражалась с яркими огнями, вокруг которых причудливо клубился туман. Сырые стволы лип отражали цветные блики световых реклам и упирались в небо, до которого можно было достать рукой. Вверху сверкали оранжевые ореолы фонарей, а дома казались оторванными от земли и, толкая друг друга, плыли вдоль бульвара, словно почерневшие айсберги.