Вместе с комиссаром - [14]

Шрифт
Интервал

— А как с оружием? — спросил я у друзей. — Ведь Маковские так не сдадутся?..

— У тебя ж наган есть, — сказал Янка. — Пальнешь разок, и они кто куда.

— Да нет, — возразил Минка, — мало одного нагана, у моего отца хорошая двустволка, он же лесник. Возьму, пригодится.

— Ну а я тоже что-нибудь придумаю, — поддержал Янка.

И мы решили не откладывать дела в долгий ящик.

Целую неделю, с вечера до утра, мы, спрятавшись в ольшанике, наблюдали за хутором Гаек. И напрасно. Как назло, за все эти дни никто с хутора не выходил и на хутор не приезжал. Мы коченели под студеным ветром целыми ночами и слышали только голосистого петуха во дворе Маковских, который горланил особенно пронзительно, на всю округу, словно издеваясь над нами.

Но однажды из облюбованного нами ольшаника поздно вечером мы заметили, как со двора Маковских промчалась в сторону леса повозка, но так быстро и тихо, что мы даже не успели разглядеть, сколько человек в ней было. Колеса не скрипели и не стучали, как будто резиновые…

— Ну, хлопцы, — взял я на себя командирские обязанности, — теперь за дело! — И мы двинулись в ту сторону, куда умчались Маковские.

Мы углубились в лес, а он нам с малых лет был хорошо знаком и потому не вызывал никакой тревоги. Тем более что были мы вооружены. Мой наган, двустволка у Минки и некое особое приспособление у Янки. К выструганной ложе он приладил черный трехгранный штык, найденный им в куче мусора у соседа. Это казалось нам достаточным вооружением, чтоб справиться с контрабандистами.

«Вот, — думали мы, — и будут благодарить пограничники, когда мы, комсомольцы, доставим известных контрабандистов Маковских прямо на заставу!» — и уже мечтали о наградах, которыми будем отмечены за наши подвиги.

Так и двинулись мы в ночь по следу Маковских к одному укромному местечку, в густом ельнике, где, казалось нам, лучше всего устроить засаду.

Ночь была непогожая. Сильный ветер раскачивал вершины елей и сосен, ветви скрипели так, что рассчитывать на то, что мы услышим стук контрабандистской повозки, не приходилось. Вся надежда наша была на острое зрение. И мы, выстлав свое укрытие пушистыми сосновыми лапками, пристально вглядывались в даль лесной прогалины, на которой заметили след колес и по которой, рассчитывали, будут возвращаться контрабандисты с товарами из-за кордона. А до границы было еще добрых три километра. Подстерегать ближе мы считали ненужным, потому что там их могла поймать пограничная стража.

Мы сидели как заговорщики. И хотя ветер гудел не смолкая, перекидывались словами шепотом. Оружие наше было наготове, хотя мы отлично знали, что стрелять нам можно только вверх. Ведь расчет был на то, что контрабандисты испугаются и сдадутся. Мы все трое напряженно вглядывались в черную гущу леса, пока не устали. Тогда условились следить по очереди, а остальным отдыхать.

Каждый из нас, видно, во время отдыха думал о своем. Я лежал и глядел на хмурое небо и, когда оно прояснялось на миг и на нем всплывали мерцающие звезды, мечтал о том, что и в моей жизни блеснет звездочка, которая поведет меня туда, где я могу проявить все свои силы. А может быть, одна из них, что светится сейчас, и будет моей. Вот поймаем контрабандистов, доставим на заставу, а там меня как организатора, конечно, наградят, возьмут к себе в пограничники, выдадут на первый раз, может быть, и не такую красивую форму, как у Костина, но потом я подымусь выше, и дадут такую, как у него, а когда еще выше — такую, как у самого важного начальника всех пограничников… Одним словом, мечтам моим не было краю… Но вдруг пронзительный крик прорезал нашу глухомань. Минка даже вскочил.

— Да тише вы! Это ж сова, а вы поднимаете шум. Чтоб без моей команды ни-ни, — приказал я и сам взялся сторожить.

Я внимательно вглядывался во мрак и старался, вслушиваясь в ночной гул, различать треск ветки, скрип сука, даже услышать, как прошмыгнет зверек.

И вот характерный треск сухих сучьев, по которым ступает конское копыто. Я узнал его сразу. Услышали этот треск и мои дружки, и надо было видеть, как они насторожились. Минка положил свою двустволку на толстую ветвь ели и застыл, нацеливаясь на то место, откуда мы ждали ночных путников. Янка выставил вперед свою острую пику, я выхватил из кармана наган. Мы застыли в ожидании. Все слышней и слышней потрескивает сушняк под копытами, под колесами повозки, а вот уже послышался глухой топот приуставшего жеребца. Показалось, что вдруг долетели приглушенные голоса. Вскоре и повозка приблизилась.

— Стой! Руки вверх! — не выдержал я.

И не успели мы опомниться, как несколько выстрелов прогремели над нашими головами. Напуганный выстрелами, пронесся, как черный призрак, жеребец, наполнив ночь перестуком колес. И вдруг все стихло…

— Вот тебе и поймали! — растерянно сказал Минка, закидывая двустволку за спину.

Янка опустил свою нелепую пику штыком вниз. Я и сам был не в лучшем настроении. Мы пошли хоть поглядеть на те следы, что оставили своей повозкой Маковские, и вдруг нашли узел, который, видно, свалился, когда напуганные контрабандисты удирали. Это нас подбодрило. Мы развязали находку и обнаружили с десяток хромовых шкурок и штуку синего шевиота метров в тридцать.


Еще от автора Пётр Устинович Бровка
Когда сливаются реки

Роман «Когда сливаются реки» (1957; Литературная премия имени Я. Коласа, 1957) посвящен строительству ГЭС на границе трёх республик, дружбе белорусов, литовцев и латышей.


Рекомендуем почитать
Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.