Вместе с Джанис - [20]

Шрифт
Интервал

Я обвела её взглядом. В тот момент я решила никогда больше не допускать её к своему телу, не позволять её рукам не только проникать в меня, но даже касаться, не давать ей повода вызывать внизу моего живота электрические разряды, представив себя занимающейся любовью с дохлой, разлагающейся лошадью.

Отвратное зрелище. Волосы сползли на лицо, а одна одичавшая прядь прилипла к краю рта. Платье съехало назад и задралось, демонстрируя не–слишком–чистые трусы. Бусы перепутались, и гроздями свисали сзади между лопаток. Но если и этого тебе оказалось недостаточно, то прибавь неприятный кислый запах тела, одержавшего победу над дешёвыми духами, которыми она поливала себя, заменяя ими обычный душ.

Двери лифта открылись и, борясь с нахлынувшим на меня отвращением и приступом тошноты, я втянула её в холл. Я подождала немного, опёршись на стену холла, и, пытаясь отдышаться, стала ловить ртом воздух. Наконец сделав глубокий вдох и просунув свои руки под неё, я замкнула их у неё на груди и поволокла эту задницу к двери её номера. Покопавшись в её сумочке, нашла ключ и отперла дверь. Она оставалась открытой, когда я водрузила её тело на кровать. Но тут она схватила меня и, повалив на себя, принялась целовать.

66

Вырвавшись из её объятий, заперла дверь и вернулась, чтобы раздеть её. Она не шевелилась. Её конечности свисали как неживые. Но как только мне удалось стянуть с неё платье и трусы, её руки вновь засновали по моему телу. Но она была так пьяна, что глаза отказывались открываться, и она, промахнувшись мимо моего лица, громко чмокнула, поцеловав воздух. Она, должно быть, осознала насколько далеко она зашла, потому что остановилась, а я, воспользовавшись паузой, выкатилась из–под неё, вытянула простынь и завернула её как куклу, подоткнув со всех сторон. К тому времени как я вернулась из ванной с мягкой мочалкой в руках, намереваясь обтереть ей лицо и шею, она уже спала мёртвым сном, и только лёгкое сопение и чуть вздымающаяся грудь говорили о том, что она ещё жива.

8

67

Я потушила свет и разделась сама. Я вытянулась у самого края постели, подальше от Джанис, но так чтобы во сне не упасть на пол. Так я лежала некоторое время, с переменным успехом сражаясь с мыслями о Сэме, спящем в соседнем номере. Чтобы отвлечься и хотя бы немного успокоиться, я стала перечислять в уме предметы, находящиеся в её номере. Милая, родная Жени, что за беспорядок ты здесь навела! До какого состояния ты довела мебель! Эта же обстановка сохранилась здесь с тридцатых годов! Двуспальная кровать, несколько кресел, потускневшие краски картин, которыми были увешены все стены, даже на потолке был плафон, на котором с трудом угадывался сюжет, настолько от времени потемнел лак. Жарко. Окна, думаю, открывались в последний раз ещё до войны, а у подтекающей и тикающей чугунной батареи не было даже регулятора. И если бы не разбросанные повсюду её вещи, я бы подумала, что нахожусь в преддверии ада.

Её одежда была везде, на полу, где она её сняла, на спинках кресел, куда она её небрежно бросила, по углам, куда она её зашвырнула. Там, здесь, везде с полдюжины коробок с дешёвыми десятицентовыми бусами и застарелые пятна на вытертом от времени ковре от её свечей, принявших форму крошечных небольших озерцов. На одну из стен, с целью придать жилищу хоть капельку домашнего уюта, рукою Джанис был прикреплён обычными чертёжными кнопками дешёвый цветастый коврик в псевдоближневосточном стиле. В виде тента один, чаще несколько таких натягивала она через всю комнату при каждой остановке в её бесконечно кочующей гонке жизни.

68

Ещё один из её ковриков лежал подо мной на постели. Я закурила и поняла, что не засну. Подумала, что может не одна сотня тысяч мужских и женских особей из племени человеческого перебывала здесь, в этой постели, бок о бок с Джанис. Но не давала мне покоя одна мысль: желание быть в это время с Сэмом. Всего в каких–нибудь двадцати футах от меня через стенку, за тонким слоем штукатурки лежал он со скрюченным сморчком, приниженным мужской эмоцией, и чем больше разгоралось моё желание, тем явственнее проступало в сознании унижение, которое я испытала.

Солнечный свет просачивался в комнату через плотно завешенные старые, протёртые во многих местах шторы, и я подумала о хрупкости нашего существования, но реальность была такова — вот лежит рядом со мною существо, страстно желающее, чтобы я любила её. Но запах! Запах, исходящий от неё, был настолько тошнотворен, что ни о каком физическом контакте не могло быть и речи.

Потом начала я думать о Кимми, затем, вдруг, мне стало ужасно стыдно за себя, что лежу я здесь. Перед моим взором выросла Кимми (ещё много лет пройдёт, прежде чем моя собственная героинозависимость приведёт меня к пренебрежению личной гигиеной), такая всегда ухоженная, сияющая. Не красотка с обложки модных журналов, но свежесть молодого атлетического тела, только что вышедшего из душа. Её, до неприличия похожую на молодого человека, спросили однажды при покупке билета на самолёт:

— Для кого вы покупаете второй билет, сэр?

Заговорчески посмотрев в мою сторону, она бросила ему:


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Говорит Черный Лось

Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.


Моя бульварная жизнь

Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».