Вместе с Джанис - [20]

Я обвела её взглядом. В тот момент я решила никогда больше не допускать её к своему телу, не позволять её рукам не только проникать в меня, но даже касаться, не давать ей повода вызывать внизу моего живота электрические разряды, представив себя занимающейся любовью с дохлой, разлагающейся лошадью.

Отвратное зрелище. Волосы сползли на лицо, а одна одичавшая прядь прилипла к краю рта. Платье съехало назад и задралось, демонстрируя не–слишком–чистые трусы. Бусы перепутались, и гроздями свисали сзади между лопаток. Но если и этого тебе оказалось недостаточно, то прибавь неприятный кислый запах тела, одержавшего победу над дешёвыми духами, которыми она поливала себя, заменяя ими обычный душ.

Двери лифта открылись и, борясь с нахлынувшим на меня отвращением и приступом тошноты, я втянула её в холл. Я подождала немного, опёршись на стену холла, и, пытаясь отдышаться, стала ловить ртом воздух. Наконец сделав глубокий вдох и просунув свои руки под неё, я замкнула их у неё на груди и поволокла эту задницу к двери её номера. Покопавшись в её сумочке, нашла ключ и отперла дверь. Она оставалась открытой, когда я водрузила её тело на кровать. Но тут она схватила меня и, повалив на себя, принялась целовать.

66

Вырвавшись из её объятий, заперла дверь и вернулась, чтобы раздеть её. Она не шевелилась. Её конечности свисали как неживые. Но как только мне удалось стянуть с неё платье и трусы, её руки вновь засновали по моему телу. Но она была так пьяна, что глаза отказывались открываться, и она, промахнувшись мимо моего лица, громко чмокнула, поцеловав воздух. Она, должно быть, осознала насколько далеко она зашла, потому что остановилась, а я, воспользовавшись паузой, выкатилась из–под неё, вытянула простынь и завернула её как куклу, подоткнув со всех сторон. К тому времени как я вернулась из ванной с мягкой мочалкой в руках, намереваясь обтереть ей лицо и шею, она уже спала мёртвым сном, и только лёгкое сопение и чуть вздымающаяся грудь говорили о том, что она ещё жива.

8

67

Я потушила свет и разделась сама. Я вытянулась у самого края постели, подальше от Джанис, но так чтобы во сне не упасть на пол. Так я лежала некоторое время, с переменным успехом сражаясь с мыслями о Сэме, спящем в соседнем номере. Чтобы отвлечься и хотя бы немного успокоиться, я стала перечислять в уме предметы, находящиеся в её номере. Милая, родная Жени, что за беспорядок ты здесь навела! До какого состояния ты довела мебель! Эта же обстановка сохранилась здесь с тридцатых годов! Двуспальная кровать, несколько кресел, потускневшие краски картин, которыми были увешены все стены, даже на потолке был плафон, на котором с трудом угадывался сюжет, настолько от времени потемнел лак. Жарко. Окна, думаю, открывались в последний раз ещё до войны, а у подтекающей и тикающей чугунной батареи не было даже регулятора. И если бы не разбросанные повсюду её вещи, я бы подумала, что нахожусь в преддверии ада.

Её одежда была везде, на полу, где она её сняла, на спинках кресел, куда она её небрежно бросила, по углам, куда она её зашвырнула. Там, здесь, везде с полдюжины коробок с дешёвыми десятицентовыми бусами и застарелые пятна на вытертом от времени ковре от её свечей, принявших форму крошечных небольших озерцов. На одну из стен, с целью придать жилищу хоть капельку домашнего уюта, рукою Джанис был прикреплён обычными чертёжными кнопками дешёвый цветастый коврик в псевдоближневосточном стиле. В виде тента один, чаще несколько таких натягивала она через всю комнату при каждой остановке в её бесконечно кочующей гонке жизни.

68

Ещё один из её ковриков лежал подо мной на постели. Я закурила и поняла, что не засну. Подумала, что может не одна сотня тысяч мужских и женских особей из племени человеческого перебывала здесь, в этой постели, бок о бок с Джанис. Но не давала мне покоя одна мысль: желание быть в это время с Сэмом. Всего в каких–нибудь двадцати футах от меня через стенку, за тонким слоем штукатурки лежал он со скрюченным сморчком, приниженным мужской эмоцией, и чем больше разгоралось моё желание, тем явственнее проступало в сознании унижение, которое я испытала.

Солнечный свет просачивался в комнату через плотно завешенные старые, протёртые во многих местах шторы, и я подумала о хрупкости нашего существования, но реальность была такова — вот лежит рядом со мною существо, страстно желающее, чтобы я любила её. Но запах! Запах, исходящий от неё, был настолько тошнотворен, что ни о каком физическом контакте не могло быть и речи.

Потом начала я думать о Кимми, затем, вдруг, мне стало ужасно стыдно за себя, что лежу я здесь. Перед моим взором выросла Кимми (ещё много лет пройдёт, прежде чем моя собственная героинозависимость приведёт меня к пренебрежению личной гигиеной), такая всегда ухоженная, сияющая. Не красотка с обложки модных журналов, но свежесть молодого атлетического тела, только что вышедшего из душа. Её, до неприличия похожую на молодого человека, спросили однажды при покупке билета на самолёт:

— Для кого вы покупаете второй билет, сэр?

Заговорчески посмотрев в мою сторону, она бросила ему: