Влюбленный призрак - [22]
– Этот человек не врач, он сам мне признался! – яростно запротестовала она.
Сомнение стюардессы усугубилось, она уже готова была вмешаться, но Тома́ успел воткнуть иглу в складку живота и опорожнить шприц.
Все затаили дыхание. Стюардесса не сводила глаз с Тома́, тот – с пациента, соседка затаила дыхание, Раймон ликовал.
Мужчина пришел в себя и спросил, где он. Соседка Тома́ пожала плечами и с сердитым видом двинулась обратно в хвост лайнера, громко сообщая всем пассажирам, что она не сумасшедшая, но что не обо всех в этом самолете можно уверенно утверждать то же самое.
Тома́ помог стюардессе отвести мужчину на его место и слово в слово повторил рекомендации своего отца.
– Дайте ему попить сладкого. А вы, месье, контролируйте свой уровень глюкозы до самого приземления.
– Спасибо, доктор, – сказали хором стюардесса и пассажир, восхитив Раймона.
Стюардесса даже предложила Тома́ пересесть в бизнес-класс, но быстро выяснилось, что там нет свободных мест.
– Ничего страшного, – успокоил он ее.
Сев в свое кресло, Тома́ наклонился к своей разгневанной соседке.
– Разве нельзя быть врачом и играть на пианино? – спросил он ее.
– Твой старенький папа еще на что-то годен? Видишь, как славно у тебя все вышло!
– Просто повезло. А вот если бы он не очнулся, что было бы тогда? Боюсь, меня вывели бы из самолета в наручниках за угрозу человеческой жизни.
– Он либо очухался бы, либо умер. Ты рискнул, желая его спасти, и преуспел, заслужив всеобщую признательность. За что меня упрекать? – В глазах Раймона читалась ирония.
Немного поразмыслив, Тома́ повернулся к отцу:
– Что именно происходило, когда я помогал этому человеку?
– Когда мы ему помогали. Я, кажется, тебе слегка ассистировал.
– Так я и думал. Мне показалось или ты действительно говорил через меня?
– Тебе показалось. Я бы никогда себе этого не позволил.
– Странно… Я говорил вещи, смысла которых не понимал, произносил неведомые мне слова. Как если бы ты в меня вселился!
– Не пойму, что тебя мучает. Важно то, что ты делаешь, а не то, что говоришь.
– Одним словом, больше не смей так делать. Отвратительное состояние! У меня было ощущение, что во мне пророс ты.
– Мечта любого родителя! Продолжить существование в сердце своих детей – что может быть прекраснее? – насмешливо ответил Раймон. – И вообще, зачем сгущать краски? Когда ты был мал, за тебя всегда говорила твоя мать. Я задавал вопрос тебе и получал ответ от нее.
– Ревность? Это что-то новенькое.
– Что ты болтаешь? Тебе пора отдохнуть. Нам предстоят великие дела.
Под крыльями самолета засинела бухта Сан-Франциско. Когда он завалился на одно крыло, Тома́ узнал выступающие из тумана красноватые башни моста «Золотые ворота».
Выходя из самолета, Тома́ облегченно перевел дух. Его пациент покинул лайнер до него. Стюардесса, прощавшаяся у двери с пассажирами, сердечно поблагодарила Тома́.
Тома́ ответил улыбкой на ее улыбку и гордо зашагал по рукаву.
– Почему бы тебе не попросить у нее номер телефона? Она полетит обратно в Париж только через два дня. Ты вполне мог бы пригласить ее завтра вечером в ресторан.
– Чтобы продолжить врать, корча из себя врача? Как будто в эти два дня у меня не будет других занятий!
– Я предложил это из лучших побуждений. Как рано я ушел! – вздохнул Раймон. – Мне еще столькому надо было тебя научить.
– Вот и мама недавно говорила мне то же самое.
– Вот как? Когда это было?
– Было бы хорошо, если бы ты помолчал, когда я буду проходить таможню, – сказал Тома́ отцу, вставая в очередь, казавшуюся нескончаемой.
– А ты мне прикажи!
– Уже приказал.
Пока сотрудник иммиграционной службы проверял его паспорт, Тома́ пытался побороть волнение. Попросив его открыть сумку, страж границы не удовлетворился бы нюханьем содержимого урны. На вопрос о цели визита Тома́ ответил, что прилетел на похороны. Больше вопросов не было, и уже через час после приземления Тома́ сел в такси и покатил в Сан-Франциско.
Вдали появился небоскреб-пирамида «Трансамерика».
Раймон волновался все сильнее.
– Она там, – бормотал он, – я уже ее чувствую. Уже двадцать лет я не был так близко к ней, как не переживать в такой момент?
Тома́ взглянул на отца, и ему передалось его волнение.
– Да, мы уже недалеко, – подтвердил он. – Я сделаю все, что смогу, даю тебе слово.
– Знаю, сынок, знаю. – Отец потрепал его по колену – памятный сыну жест.
8
Такси остановилось на Грин-стрит, перед типичным для района Пасифик-Хайтс домиком в викторианском стиле. Тома́ расплатился с водителем, забрал вещи и позвонил в дверь.
На пороге появилась приятная улыбчивая женщина сет сорока.
– Тома́, – представился он, протягивая ей руку.
– Лорэн Клайн. Я боялась, что ваш рейс задержится. У меня через час дежурство, скоро убегать. Пойдемте, я все вам покажу.
– Вы врач? – спросил Тома́, входя следом за ней в дом.
– Да, а что?
– Так, ничего.
– Проблемы со здоровьем? – спросила его Лорэн, спускаясь по лестнице.
– С этим никаких проблем, все в порядке.
– Ну и отлично. Смотрите! – Она открыла дверь. – Справа спальня, слева ванная и гостиная с кухонным уголком.
Тома́ оглядел гостиную. Паркетный пол из широких планок, накрытый пледом диванчик, старинный низкий столик, четыре стула «хикори», цветной ковер. Пестровато, зато жизнерадостно. Два окна выходили на улицу, еще два – на солнечную сторону, в цветущий сад.
