Влюбленный призрак - [13]

– Как твоя мать?

– Откуда ты знаешь, что она была у меня, если оставался снаружи?

– Я видел, как она входила, – смущенно ответил Раймон.

– Ладно, давай поторопимся, я устал.

Тома́ дошел до станции метро.

– Мы не поедем на такси? – испугался Раймон.

– Думаешь, я такой богач?

– Я рад бы был тебя выручить, да вот беда, мой банковский счет закрыт, – пошутил Раймон. – Терпеть не могу метро. Но раз у нас нет выбора…

Даже в этот поздний час поезд оказался набит битком. Тома́ сделал пересадку на станции «Вилье» и смог сидя проехать до остановки «Вокзал Сен-Лазар», где вошло много народу. Отец стоял с ним рядом, не испытывая необходимости держаться за поручень.

– Уступи место, – сказал он сыну шепотом, указывая глазами на пожилую пассажирку, которой было трудно стоять.

Тома́ послушно вскочил.

– Извините, задумался.

Женщина признательно улыбнулась и села.

– Спасибо, что подсказал, – тихо обратился он к отцу, – я ее действительно не заметил.

– Забей на старуху, с такими забитыми артериями она вот-вот сыграет в ящик, можешь поверить моему опыту. Ты полюбуйся на красотку напротив! Благодаря мне она обратила внимание на тебя, то есть на твою галантность. Она так улыбается, что стоит тебе молвить ей словечко – и дело в шляпе.

Тома́ предпочел промолчать, чтобы не сойти за сумасшедшего в многолюдном метро. На станции «Опера» красотка вышла. Хирург проводил ее раздосадованным взглядом.

– Куда ты смотришь? «Опера»! Вдруг она балерина?

– Если бы она вышла на «Сен-Лазар», то ты предположил бы, что она машинист тепловоза?

– Вы что-то сказали? – спросила его пожилая пассажирка.

– Нет, я разговариваю сам с собой, – виновато ответил он.

– Ничего особенного, со мной такое тоже часто бывает.

Отец укоризненно покачал головой.

Вернувшись домой, Тома́ с усталым вздохом повалился на диван.

– Мог бы хотя бы притвориться, что тебе приятно меня видеть, – упрекнул его Раймон.

– Приятно, а как же.

– Это признание равносильно согласию с тем, что я нахожусь здесь.

– Недели и месяцы после твоего ухода были нелегкими, но я уже начал привыкать к твоему отсутствию.

– Да уж, вижу.

– Ничего ты не видишь. Потеряв тебя, я провалился в бездну. Ты слышал, как я каялся перед твоей фотографией?

Вместо ответа на этот вопрос Раймон ласково улыбнулся сыну.

– Где ты был все это время?

– Сам не знаю. Мне самому было нелегко расстаться с жизнью, не говоря о том, чтобы потерять тебя.

– Как вообще живется там, на том свете?

– Тома́, – перешел отец на серьезный тон, – у меня нет права об этом рассказывать, но, если бы оно у меня и было, думаю, я не смог бы этого объяснить. Скажу так: там все по-другому.

– Ты счастлив… там, где находишься?

– Больше не мучаюсь ревматизмом, это уже кое-что. Если ты поможешь, я смогу быть счастливым.

– Если я помогу?..

– Я говорил, что мне нужно от тебя небольшое содействие.

– Это связано с той женщиной?

– С Камиллой! Я был бы тебе бесконечно признателен, если бы ты смог называть ее по имени, – ответил хирург, присаживаясь на клавиатуру пианино. – Как подумаю, сколько всего мы упустили, не пережили, сколько времени нам нужно наверстать…

– Да, знаю, и все это по моей вине, ты мне уже об этом говорил.

– Не только. Причина также в том, что в те времена такие вещи не практиковались.

– В общем, ты действительно явился, чтобы меня преследовать! Наверное, Сильвен недооценил масштаб ущерба.

– Наплюй на этого шарлатана. Ты сообщаешь ему, что видишь привидение, но он проявляет халатность, ограничивается салонной болтовней, даже не удосуживается тебя обследовать. Померить тебе давление ему и то было трудно! Если бы пациент, тем более друг пришел ко мне с такой жалобой, я бы немедленно распорядился сделать кучу анализов.

– Это врачебная рекомендация? Думаешь, мне надо бежать в больницу? – испуганно спросил Тома́.

– Да, рекомендация, но она относится к твоему дружку-психиатру. Сам ты в отличной форме, голова у тебя варит отменно. Думаешь, я не изучил твое состояние со всей дотошностью, как врач, с самого момента своего возвращения? Да, вид у тебя усталый, но в твоем возрасте не изнурять себя – значит наносить оскорбление жизни. Сам я в тридцать пять лет работал без передышки по двое суток и даже больше, и ничего, не умер.

– Так-таки не умер?

– Не забывай об уважении. Я героически преодолевал все трудности. С высоты своего опыта говорю тебе: ты тоже молодец. Попробуй обратиться в больницу с жалобой на донимающий тебя призрак отца – и увидишь, какой будет реакция.

Здесь он прав, подумал Тома́. Его молчание побудило отца продолжить:

– Камилла скончалась. – Говоря это, он смотрел в пол, как на похоронах. – Что ты на это скажешь?

– Что ты хочешь от меня услышать? Мне очень жаль. Но ведь я не был с ней знаком.

– Достаточно было бы слов сочувствия. Теперь, когда мы оба очутились по ту сторону, мы решили наконец соединиться… навсегда.

– Сам видишь, я за вас несказанно рад, но какое это имеет отношение ко мне? Хотя знаю какое: когда мамы тоже не станет, я буду лишен даже утешения представлять вас с ней вместе.

– Брось лицемерить, ты первый сказал мне, что наш развод стал для тебя облегчением.

– Ладно, но какая связь между вашими планами на вечность и мной?