Влекомые Роком. Невероятная победа - [26]

Предлагаемая нота Токио из Лондона должна была гласить:

«Заявление правительства Его Величества о том, что:

1. Всякое дальнейшее продвижение Японии в юго-западной части Тихого океана создаст положение, при котором правительство Его Величества будет вынуждено принять контрмеры даже в том случае, если таковые могут привести к войне между Великобританией и Японией.

2. Если какая-нибудь третья держава станет объектом агрессии Японии в результате таких контрмер или своей поддержки их правительство Его Величества окажет всю возможную помощь такой державе».

Заместитель госсекретаря США Уэллес позднее писал в своем отчете:

«Когда я покидал корабль, сопровождая президента обратно на «Oгасту», Черчилль сказал мне… что какая-то декларация, вроде составленной им в отношении Японии, по его мнению, в высшей степени необходима и что, как он думает, если Соединенные Штаты не сделают такого ясного заявления, останется очень мало надежды помешать дальнейшей экспансии Японии на юг. В таком случае предотвращение войны между Великобританией и Японией представляется безнадежным. Он сказал самым категорическим тоном, что если между Великобританией и Японией возникнет война, Япония смогла бы немедленно при помощи своих многочисленных крейсеров захватить или уничтожить все английские торговые суда в Индийском и Тихом океанах и перерезать коммуникации между английскими доминионами и Британскими островами, если Соединенные Штаты не вступят в войну… Если этой декларации не будет, английское правительство может оказаться почти в критическом положении».

На следующей день Черчилль и Рузвельт вели переговоры на борту «Огасты». Вначале Черчилль говорил об опасности немецкого вторжения в Испанию и Португалию, в результате которого может быть захвачен Гибралтар. После этой дискуссии Черчилль поднял вопрос о «параллельных нотах» Токио. Рузвельт показал ему копии заявлений, переданных государственному секретарю Хэллу послом Номура пятью днями раньше.

Эти заявления изображали японскую оккупацию Индокитая как совершившийся факт, имеющий «совершенно мирный характер и преследующий цель самообороны». Выдвигались также предложения «быстрого урегулирования китайского инцидента». Черчилль и Рузвельт пришли к единому мнению о том, что японские предложения могли оказаться приемлемыми «только в случае, если Соединенные Штаты готовы были предать интересы Китая».

Тем не менее, сказал Рузвельт, «необходимо приложить все усилия, чтобы избежать возникновения войны с Японией». Однако вставал вечный вопрос: что лучше послужит этой цели — жесткая, средняя или мягкая политика? Рузвельт прекрасно сознавал значение престижа для японцев. Поэтому принять политику, которая не давала бы японцам возможности «спасти лицо», фактически означало бы неизбежность войны. С другой стороны, единственное умиротворение, которое японцы сочли бы удовлетворительным, подписало бы смертный приговор Китаю, было бы унизительным и оскорбительным для американского народа и могло бы повергнуть в уныние всех, кто вел военные действия против держав Оси. Рузвельт считал, что предупреждение Японии не должно касаться только юго-западной части Тихого океана, а должно быть достаточно широким, чтобы охватывать возможность новой японской агрессии против любой дружеской державы в Азии, в частности, против Советского Союза. Однако твердо пообещал Рузвельт только одно: по возвращении в Вашингтон он повидается с японским послом Номура, предложив по радио Хэллу организовать эту встречу.

Черчилль, разумеется, рассчитывал на большее, но Президент решил пока избрать более скромный курс.

17 августа, несмотря на то, что это было воскресенье, Рузвельт пригласил к себе японского посла. Президент был в очень хорошем настроении и заявил, что если Япония остановит свою экспансию и решит «проводить программу мира на Тихом океане», Соединенные Штаты с готовностью «возобновят неофициальные переговоры. прерванные в июле, и приложат все усилия, чтобы выбрать время и место для обмена мнениями». Рузвельту нравилась идея «тайной встречи», и он даже предложил место для подобных переговоров город Джуньс на Аляске, «где-нибудь в октябре». Номура немедленно телеграфировал в Токио: «Ответ должен последовать прежде, чем и эта возможность будет потеряна».

* * *

На следующий день, 18 августа, американский посол Джозеф Грю был вызван министром иностранных дел Японии Тсидзиро Тойода.

Адмирал («очень симпатичный человек», по воспоминаниям Грю) сразу заявил послу, что хочет говорить откровенно как морской офицер, а не как дипломат.

Японцы вошли в Индокитай, чтобы решить китайскую проблему, а не из-за нажима со стороны Германии. Замораживание активов за это стало «большим черным пятном в долгой истории мирных отношений» между Америкой и Японией. Будущие историки так и не поймут в чем тут дело.

Решение должно быть найдено на встрече лидеров двух наших стран, на которой все проблемы должны быть сняты «в спокойной и дружеской атмосфере на основе равноправия».

Грю, который не был информирован Государственным департаментом о предполагаемой встрече Коноэ и Рузвельта, начал импровизировать на ходу. Он понял, что если такая встреча произойдет, это будет венцом его собственной карьеры.