Властители душ - [96]

На этот раз не составило труда вести с ними переговоры. Медина являлась их родиной, как и остальных, было само собой разумеется, что они были готовы ее защищать. Пророк приказал начертать на хорошо отшлифованном куске дерева, сколько воинов-мунафикунов готовы стать на защиту, сколько имеют лошадей, как велики их запасы зерна и масла. Толстый Убайи сидит с поднятыми бровями, зажав дощечку между животом и коленями, а язык между зубами, и поспешно рисует цифры и буквы.

— Четыреста кувшинов масла, — говорит он, — тут палка проходящего мимо царапает рукопись. Убайи кричит гневно: — Дурак! Смотреть надо, что ты делаешь!

Потом он поднимает глаза и замолкает, потому что видит, что сзади него стоит слепой Абдаллах.

— Я найду здесь пророка? — спрашивает Абдаллах.

— Я стою перед посланником Бога?

Мухаммед ничего не отвечает, он сердит из-за того, что их прервали. «Четыреста кругов масла, — повторяет он. — Дальше, Убайи!»

Слепой не успокоился. Своей палкой он прикасается к широким плечам Убайи и находит, что между ним и пророком достаточно свободного места, чтобы присесть. У него узкое длинное лицо и он постоянно держит веки опущенными, так чтобы не было видно белых глазных яблок. На нем нет накидки — он мешал бы ему при прикосновении, — но на нем широкая лата без рукавов, какие носят женщины. Коричневые руки слепого худые и обвисшие: работа не укрепила его мускулов.

— Посланник Бога, ты знаешь, что я верующий, но мои земные глаза не видят, — начинает он не торопясь, как всякий, у кого много времени.

— Да! — говорит Мухаммед нетерпеливо. — Я знаю все. Все же оставь нас одних!

— Сейчас! Сейчас же! Почему ты нетерпелив? Не сам ли ты учил: существо человека должно быть рассудительным? Я пришел, чтобы спросить тебя кое о чем.

— Так спрашивай!

— Я — верующий, Мухаммед, и я хочу помочь своим братьям. Когда вы делали вал, я стал в ваши ряды. Но меня оттолкнули и сказали; «Слепой помешает нам!» Тогда я захотел стать погонщиком ослов и ввозить в город зерно; и опять я был не к месту. «Слепой позволяет себя обмануть, — сказали они. — Ему нужен еще кто-нибудь, чтобы вести его, а иначе он нам бесполезен!» И теперь я спрашиваю тебя, Мухаммед: как я могу помочь своим братьям по вере?

— Я сделаю тебя наместником Медины! — воскликнул Мухаммед нетерпеливо, с издевкой. На самом же деле, даже если он и не думал при этом, то ни в коем случае не о слепом, его занимал вопрос, кто будет представлять его в городе. Он должен быть за пределами города, на валу, и следить за порядком. Трудно заменить в бою Омара и Абу Бекра. Должен остаться в городе кто-то, кто заботился бы о правильном дележе продуктов, поднимал бы настроение, и через вал — наблюдал бы за курейцами.

Слепой Абдаллах положил руку на лоб, затем на грудь.

— Наместник Медины! — сказал он своим нежным голосом. — Это очень почетное задание. Благодарю тебя, посланник Бога. Я принимаю его.

Толстый Убайи откинулся назад и рассмеялся так, что затрясся его толстый подбородок.

— Разве ты не понимаешь, глупец, что пророк пошутил? Как может слепой выполнить это задание? Быть наместником означает все видеть и за всем следить!

— Эй, Убайи! — возражает слепой с упреком и качает головой. — У тебя нет истинной веры и все же берешься поучать меня! Позволь сказать тебе: никогда не стал бы посланник Бога шутить над слепым или высмеивать его. Ты думаешь, я не дорос до этого? Я слепой, это правда. Но если бы я был к тому же глухой, немой и парализованный, все равно бы Аллах смог совершить посредством меня то, что должно произойти!

— Я пошутил, — говорит Мухаммед тихо, — я был нетерпелив. По воле твоей Бог осудит меня. Я хочу исправить ошибку. То, что я сказал в шутку, остается в силе. Ты, Абдаллах, должен представлять меня в городе!

* * *

— Вал! Вал!

Только посмотрите! Они заползли за вал в ров! Это пророку, должно быть, посоветовал сам Аллах! Может, им помогли ангелы окопаться! Ангелы в набедренных повязках рабов, да? Эй, трусы! Они не отваживаются больше принять открытый бой, они обезопасили себя от врага валом, как греческие наемники!

Назад! Неужели вы не видите, что они стреляют из-за вала, а мы не сможем попасть в них? Назад, говорю я! Назад! Мы должны сообщить об этом Омаяду!

Абу Софиан узнал об этом одним из первых, но это кажется невероятным. Ров? Вокруг Медины? Он садится на лучшую лошадь, скачет вперед. Вот! Посреди садов зияет черный провал рва, угрожает насыпанный земляной вал, за которым спрятались те, на которых напали. Омаяд далек от того, чтобы смеяться над этим препятствием. Он поворачивает на значительном расстоянии, так чтобы в него не попали стрелы, летящие с вала, лошадь влево и объезжает вал. Внутри, вдоль вала, кто-то, как ему кажется, следует за ним, он слышит стук копыт, оглядывается и поверх вала видит тюрбан одного наездника.

Скоро он доедет до конца вала, невозможно, чтобы мусульмане его замкнули полностью, как кольцо вокруг своего города.

Где-то должна быть дыра.

Абу Софиан скачет, скачет. С юга он приехал, сейчас на западной стороне, теперь направляется на север. Здесь живут курейцы, от них он узнает то, что хочет. Он скачет быстрее; по правую руку все еще тянется черный ров.