Властители душ - [2]

Формальная история исходит из того, что письменному фиксированию преданий об Иисусе, которые уже были рассмотрены в литературно-исторических исследованиях, предшествовала длительная фаза устной передачи этих преданий, осуществляемая в проповедях, наставлениях и культе общин. Это «место в жизни» оказало решающее влияние на их формирование, даже если сами формы находятся за пределами евангельских преданий. Различные исследователи именуют их по-разному, но фактически они в значительной мере совпадают. Однако по поводу формальной истории возникает критический вопрос: если формы, что неоспоримо, имеют свое «место в жизни» у раннехристианских общин, являющихся носителями предания об Иисусе, которое наложило свой отпечаток на послепасхальное признание его Христом (Мессией), то означает ли это, что сами общины «производят» предание или только воспроизводят переданное им, то, что служит основанием их жизни, что они подчиняют своим интересам и чему придают форму? С этим принципиальным вопросом связана возможность получения сведений об Иисусе до Пасхи из общинного предания, которое нашло отражение в евангелиях. Для этого нужно избрать надлежащие критерии. Вторая фаза исследований истории Иисуса продолжалась примерно с конца первой мировой войны до первой половины 50-х годов нашего века. В Германии продолжали идти по пути формально-исторического исследования, а в англиканском и скандинавском мире научная постановка вопроса об историческом допасхальном Иисусе принесла заметные результаты.

В германском языковом пространстве два события стали предвестниками третьей фазы в изучении истории Иисуса. Первое явилось непосредственным результатом изучения истории формы. Представители этого направления видели в отдельных евангелистах прежде всего составителей и собирателей фрагментарного материала предания. Вильям Вреде в своем труде «Тайна Мессии в евангелиях. К пониманию евангелия от Марка» показал редакционно-историческую и теологическую работу евангелиста Марка и доказал, что евангелие от Марка не является историческим источником для биографии Иисуса, а представляет собой обработку предания об Иисусе, с теологической точки зрения. Адольф Шлаттер в своем комментарии «Евангелист Матфей», вышедшем в 1929 году, считает его писателем, который путем компиляции[3] отдельных элементов предания и их соподчинения создал итоговый образ — своеобразный портрет Иисуса из Назарета. То, что сделали Вреде в отношении Марка и Шлаттер в отношении Матфея, сделал Ханс Концельманн в отношении евангелиста Луки. В этой работе использован редакционно-исторический метод; он был применен ко всем евангелистам, которые были признаны теологами, принадлежавшими к после-апостольскому поколению, и внесли большой вклад в передачу апостольского предания об Иисусе. Значительным явлением стал вышедший отдельным изданием доклад Эрнста Кеземанна «Вопрос об историческом Иисусе». Он вновь поставил вопрос, заданный А. Шлаттером: «Знаем ли мы Иисуса?» — и тем самым возобновил изучение допасхального Иисуса в немецком языковом пространстве, которое, впрочем, никогда полностью не прекращалось. Если формальная история обращалась к периоду между Пасхой и началом письменного фиксирования предания об Иисусе, то редакционно-историческое исследование рассматривало итоговый образ предания в евангелиях, а новая постановка вопроса об историческом Иисусе обращалась ко всему преданию об Иисусе из Назарета.

Первая фаза изучения жизни Иисуса была, без сомнения, тенденциозной. Она явилась плодом эпохи Просвещения и солидаризировалась с ним в своем критическом отношении к церковной догматике. Для нее было важно вырвать Назарянина из пут церковной догматики. Началом изучения стали изданные Лессингом фрагменты исследований X. С. Реймаруса, видевшего в евангелии обман со стороны апостолов, которые из политического революционера сделали одухотворенного проповедника. Основным направлением дальнейших исследований было желание освободить Иисуса от церковной догмы и попытка сделать его союзником в борьбе за освобождение от этой догмы. А. Харнак выразил эту тенденцию достаточно четко: «Не Сын, а один только Отец принадлежит евангелию, как его возвестил Иисус… Он принадлежит евангелию не как его составная часть. Он является личным воплощением и силой евангелия и именно так воспринимается до сих пор». Сам он видел в евангелии весть о Царстве Божьем и его приходе, о Боге-отце и бесконечной ценности души человеческой, о высшем правосудии и заповеди любви. Тот образ мыслей, которым был проникнут первый этап изучения жизни Иисуса, восходил к вере в Бога, которая освободилась от догматического отношения к Христу. После первой мировой войны эта тенденция полностью изменилась. С тех пор под влиянием исторических потрясений вера в Бога становилась все более и более сомнительной; явление Иисуса в современных теологических направлениях получило просто значение замещения отсутствующего Бога. В этом силовом поле духовной борьбы все большее значение приобретает вопрос об историческом Иисусе в связи с желанием понять, какую опору возвещение (керигма — Kerygma) христианства имеет в самом допасхальном Иисусе. Появилась потребность не в Иисусе как освободителе от догмы, а в Иисусе как источнике и содержании благовещения. Спор теперь идет не об Иисусе и догме, а о керигме и Иисусе. Христианство находится на пути к переосмыслению того, чем является Иисус из Назарета, и необходимости по-новому рассказать об этом человечеству.