Властелины безмолвия - [5]

Падение инструмента на твердые плитки пола не произвело никакого звука!

Я удивился, поднял отвертку и повторил опыт. Инструмент опять упал, ничем не нарушив окружающей меня тяжелой тишины.

Боже мой! Что же происходит?

Я вдруг ощутил себя как бы парящим в тишине и пустоте, где нет никаких звуков, словно окружающий мир перестал существовать.

Где-то внизу живота начал рождаться страх, я взглянул на странный аппарат и хотел закричать.

Но, о ужас! Ни единого звука не вырвалось из моего напряженного горла. Но это же невозможно!

Мои пальцы суетливо хватались за выключатель, но он не поддавался моим усилиям. Он был заблокирован.

Охваченный страхом, я схватил отвертку, когда вдруг увидел, что тяжелая стальная дверь поворачивается на петлях, пропуская Грейсона и Эймса.

Я их видел, но не слышал. Они оживленно жестикулировали, направляясь ко мне, и по движению их губ я догадался, о чем они спрашивают.

Это был диалог глухих, где значение имеют только жесты.

Я показал им на аппарат, сопровождая жест, насколько это было возможно, мимикой и четкой артикуляцией:

— Все исходит оттуда… Ничего не бойтесь… Дело минутное…

Я сунул отвертку в щель выключателя, нажал, и стрелка на шкале тут же вернулась в положение «ноль».

— …дьявольский Китай? Что случилось, господин Милланд?

Голос Грейсона показался мне просто райской музыкой, но в то же мгновение донесшийся с верхнего этажа жуткий нечеловеческий вопль заставил застыть кровь в жилах.

Это был ужасный, зловещий крик, который пробудил эхо в спящем доме, как отголосок какого-нибудь кошмара.

Бледный, без кровинки в лице, Грейсон резко обернулся.

— Что это?..

И он первым бросился вверх по лестнице, а за ним я, подгоняемый почти не контролируемым страхом.

Мы бежали молча, никто не произнес ни единого слова. Но когда мы добрались до первого этажа, крик уже смолк.

Здесь мы столкнулись с профессорами Дейтоном и Линдсеем, которые тоже выскочили, побросав свои досье.

— Это где-то выше, — сообщил нам Линдсей. — Скорее!

Мы взлетели на второй этаж вместе с охваченной ужасом одной из медсестер, которая встретилась нам на пути, и когда добрались до площадки, то обнаружили там того, кто издал этот леденящий душу крик.

Я узнал старшую медсестру мисс Фойл. Несчастная девочка лежала в странной позе, на спине, с лицом, искаженным ужасом.

Глаза ее вылезли из орбит, а рот был раскрыт, словно она все еще кричала. Но когда Грейсон склонился над ней, я сразу понял, что уже поздно.

— Она мертва, — глухо проговорил он. — Сердце не выдержало…

Дверь палаты, где лежала Валери, была широко растворена, и я заскочил туда, влекомый смутным беспокойством, но там все было в порядке.

Валери продолжала грезить, совершенно бесчувственная и безучастная к драме, которая здесь только что разыгралась.

И вдруг я заметил на плитках пола вокруг кровати черноватые пятна.

Пятна вели на площадку и обрывались в нескольких метрах от тела мисс Фойл.

Ужаснувшись тому, что обнаружил, я позвал Грейсона.

— Смотрите! Смотрите!

И тут же я понял, что наступаю на что-то вроде черной слизи, которой запачкан пол в комнате Валери.

Все сбежались, сбитые с толку необычным и непонятным феноменом. В том месте, куда, должно быть, попала струя, плитки пола обесцветились и напоминали теперь расплывчатое изображение, как на фотопластинке.

— Великий боже! — прошептал Дейтон. — Откуда же все это могло появиться?

— Следует сейчас же разобраться, — подхватил Эймс.

И фармаколог показал нам на стену возле несчастной мисс Фойл.

То, что я увидел, вызвало у меня приступ тошноты. Вся поверхность стены здесь была покрыта какими-то липкими лохмушками, напоминающими кусочки плоти, как если бы какое-то существо было взорвано посреди площадки гранатой. Из каждого кусочка сочилась темная слизь, стекая тонкими ручейками вниз по белой стене.

Это было ужасно и мерзко. Особенно непереносимым был запах. Я, кажется, никогда в жизни не нюхал ничего более вонючего и противного, чем эта липкая субстанция, пристававшая к моей обуви.

Тут до меня дошло, что все собрались в комнате у Валери, и я им показал на следы на простыне и металлической спинке кровати.

Уф! Что же за мерзкая штука!

Медсестра, которая была с нами, стала терять сознание.

Грейсон ее поддержал и повел к лестнице.

— Уходите, — приказал он. — Вам не следует здесь оставаться. Когда будет нужно, вас позовут.

Он говорил это, не задумываясь, что произносит, тоже оглушенный и потрясенный кошмарным зрелищем, которое никто не мог объяснить.

Грейсон стал как бы сам с собой разговаривать сквозь зубы:

— Это, должно быть, проникло в комнату… но тут возникает вопрос, каким образом…

— О чем ты говоришь, Энтони? — возбужденно пробормотал Дейтон.

— Да вот… об этой штуке…

— Блок, где проводятся опыты, полностью изолирован от проникновения снаружи. Ради всего святого, Энтони, не давай разыграться своему воображению. Я полагаю, что всему этому существует какое-нибудь вполне реальное, нормальное объяснение.

Однако в голосе его не было особой уверенности, и Грейсон пожал плечами. Мне показалось, что он разом потерял весь свой апломб и уверенность.

— Ладно, я жду твоих объяснений, Герберт.