Власть предыстории - [37]

Совершенно непонятно и другое: почему домашний скот должен принадлежать обязательно мужчине? Ведь в доении и пастьбе скота, в кормлении его отходами домашней кухни на равных правах с мужчиной могла принимать участие и женщина.

И наконец, уж совершенно дикими и нелепыми кажутся моральные выкладки Ф. Энгельса о тяге женщин к целомудрию, об унизительности и тягостности для нее половых связей с несколькими мужчинами… Известно, что во все времена особых целомудренных чувств женщины не испытывали, во всяком случае они были не слабее и не сильнее тех же стремлений у мужчин. Видимо, динамику власти в роде следует объяснять не переворотами в способе производства, а чем-то иным, более важным и существенным для возникавших в те времена людских коллективов.

Что же остается в итоге от идей, высказанных в «Происхождении семьи…»? Мы приходим к выводам об изначальной ошибке, допущенной Ф. Энгельсом и, следовательно, марксизмом, в оценке роли труда, его производительности, разных форм собственности для развития общества. Эта ошибка Ф. Энгельса не частного характера, она роковая для всей его концепции. «Трудовая» гипотеза возникновения экзогамии, рода, матриархата и патриархата оказалась на поверку ложной, она не может объяснить ни причин возникновения рода, ни динамику в нем власти, то есть всех трех признаков Этноса, выделенных для анализа.

Займемся еще одним древнейшим социальным феноменом, появившимся, по-видимому, в конце палеолита — Инакомыслием. Миллионы лет нарождающееся человечество обходилось без него, о чем свидетельствует сверхмедленность развития каменной техники и технологии охоты. Но во время подготовки неолитической революции происходит бурный «взрыв» технических и технологических идей. Появляются домашний скот и земледелие, а до них — оружие дальнего боя. Изобретается колесо. Все это шло вразрез с бытом палеолита и не могло появиться на свет без Инакомыслия.

В самом начале, как это присуще и другим древнейшим социальным явлениям, Инакомыслие было, надо думать, едино, синкретно. По прошествии веков оно выделило из своей среды такие различные по своей социальной сущности явления, как Преступность и Науку, а в самой Преступности создало политическую и уголовную ветви. Первая заслужила почтение, в ее среде появились диссиденты; вторая по-прежнему считается низкой и аморальной. Убийство, кражи, хулиганство во все времена осуждались обществом. Выработка высоких идей относительно устройства общества, создание новых технологий и технических устройств, разработка научных идей — почетно, хотя нередко и наказуемо.

Но как бы там ни было, первоначально все эти разнохарактерные и противоречивые явления возникли из Инакомыслия, появившегося в конце палеолита, резвившегося в эпоху неолита и ставшего разветвленным и многоотраслевым в писанной Истории. Без Инакомыслия мы были бы похожи на муравьев, выполняющих одни и те же операции, предписанные обычаями и пользой муравейнику. Без Инакомыслия мы по-прежнему сидели бы в каменном веке и пользовались рубилами, не помышляя ни о луке со стрелами, ни о бумеранге, ни о дротике. Инакомыслие породило отступников, ломавших традиции, нарушителей морали и преступников, не убоявшихся перешагнуть карающие законы и обычаи; ученых и мыслителей, не раз ломавших представления о справедливости, свободе, устройстве общества; еретиков, искавших новые пути в вере. Здесь важна сама по себе способность мыслить и действовать иначе, чем предписывают общество, его привычная технология, его узаконенная мораль, его общепринятые взгляды на социальное устройство.

Инакомыслие предполагает внутреннюю, психологическую установку на нарушение какого-то сложившегося в обществе запрета на идею или поведение. Словарь Вебстера понимает «делинквентность» как «психологическую тенденцию к правонарушениям». Разумеется, нельзя назвать делинквентом диссидента, который не разделяет мнения господствующих верхов на устройство общества; не назовешь делинквентом и ученого, замахнувшегося на устоявшиеся в науке авторитеты. Но психологическая тенденция к противоборству с установленными запретами у них одна и та же.

Что характерно для Инакомыслия? Его неуничтожимость в обществе. Как бы сурово с ним ни боролись, как бы ни относились к нему — оно существует и не может исчезнуть. И не только по причинам утилитарного свойства: искоренишь Инакомыслие — перестанут развиваться техника и технология, замрет наука, остановится развитие общества… Поэтому-то Инакомыслие в каких-то оптимальных размерах — признак здорового общества, хотя оно и включает в себя уголовную преступность. «Нет никакого другого феномена, который обладал бы столь бесспорно всеми признаками нормального явления, ибо преступность тесно связана с условиями жизни любого коллектива, — писал Эмиль Дюркгейм, под пером которого преступность выглядит разновидностью Инакомыслия. — Свобода мысли, которой мы пользуемся ныне, была бы невозможна, если бы запрещавшие ее правила не нарушались вплоть до того момента, когда они были торжественно отменены. Однако до этого нарушение правил считалось преступлением, ибо оно посягало на чувства, с особой силой переживавшиеся средним сознанием. И все же это преступление было полезно как прелюдия к реформам, которые с каждым днем становились все более необходимыми. Либеральная философия имела своих предшественников в лице всякого рода еретиков, которые в силу закона наказывались гражданскими властями на протяжении средних веков и до начала нашей эпохи»