Власть - [65]

Инженер оживился, увидев в предложении Дрэгана верное спасение. Затем вдруг остановился и, чтобы выиграть время, спросил:

— А что я должен им сказать?

— Это ваше дело. Так вы выходите или нет?!

Инженеру ничего не оставалось делать. Мелкими шажками он приблизился к двери и с отчаянием в голосе начал кричать:

— Братцы, братцы!..

Отчаяние в его голосе не было случайным: он, по-видимому, догадывался, что последует за этим.

И действительно, ответ не заставил себя ждать. С площади открыли бешеный огонь. Треск пистолетных выстрелов и автоматных очередей прорезал ночь. Пули ударяли по окнам, разбивали черепицу на крыше, отбивали куски кирпича от стен. Осколки стекла со звоном падали на пол. Дрэган схватил инженера и оттянул его от двери.

— Стреляют как сумасшедшие, как сумасшедшие, — побледнев, пробормотал Сегэрческу.

— А мне приходится спасать вас от насилия ваших же молодчиков, — сказал Дрэган спокойно, без упрека.

Но инженер, не приходя в себя от страха, механически повторял, беспорядочно жестикулируя и потирая рукой лоб:

— Стреляют как сумасшедшие…

Усадив его на стул возле стены, Дрэган подал знак Тебейкэ и Киру остаться на своих местах и, воспользовавшись минутой затишья, властно крикнул:

— Прекратите!.. Прекратите, если хотите услышать что-нибудь от меня.

Автоматы и пулеметы замолчали. И Дрэган смело, не пряча лица, вышел на балкон.

— Выходите или нет? — спросил у него, приблизившись к зданию, какой-то человек.

— Слушай и запомни как следует, — ответил ему Дрэган. — Это я не собираюсь обсуждать с тобой. Это я буду обсуждать с господином Танашокой! Ясно?!

Услышав имя старика, тот, внизу, поинтересовался:

— И как ты хочешь сделать это?

— Восстановите телефонную связь и позвоните мне. Я буду говорить с господином Танашокой, и только с ним!

Он вошел в кабинет и не спеша закрыл дверь. Нервы его были напряжены до предела, однако он был абсолютно уверен в себе.

— Продолжайте печатать, — сказал он Киру и Тебейкэ.

— А я? — послышался слабый голое инженера.

— Вы? Пока не позвонит Танашока, мне нечего вам сказать.

— Само собой разумеется, — покорно произнес инженер и заискивающе спросил: — Можно, я выпью немного воды? — Выпив воды, он несколько успокоился и не совсем твердыми шагами приблизился к Дрэгану: — Господин Дрэган, можете вы уделить мне… только пару минут, господин Дрэган, пару минут?

30 октября, час откровения Сегэрческу

— Господин Дрэган, вы самым серьезным образом намерены задержать нас здесь, чтобы умереть вместе? — проговорив это, Сегэрческу ужаснулся своим собственным словам. Дрэган измерил его взглядом и не без хитрости ответил:

— Вы видели тех, на площади?! Ваши люди! Что это — насилие или нет?

Инженер заметно сдал. Он словно стал еще меньше, слабее.

— Вы думаете, они нас взорвут?

— Вы меня спрашиваете? Вам лучше знать своих людей!

Сегэрческу смотрел на крупное лицо Дрэгана и его сильные руки, осмысливая некоторое время услышанное, потом сел на один из стульев у стены и обреченно сказал:

— Взорвут…

Дрэган не ответил ему. Он пожал плечами и, озабоченный чем-то, стал прохаживаться вокруг стола. Это довело вице-председателя национально-либеральной партии до последней степени отчаяния. Дрэган был хмур, но сохранял спокойствие и достоинство. Сегэрческу, чувствуя, что его нервы больше не выдержат и он взорвется, вскочил со стула:

— Господин Дрэган, господин Дрэган, вы знаете, что я человек разумный! Если я пришел сюда, значит, я принял все ваши требования: я снова приму рабочих на работу, открою магазин для них… Обещайте мне, обещайте, что не дадите мне умереть здесь! Если угодно, я готов признать: я трус, негодяй, называйте меня как хотите, но я не хочу умирать! Моя карьера только начинается, — плаксиво гнусавил инженер.

Дрэган посмотрел на его исказившееся лицо и резко ответил:

— Боюсь, что ваша карьера заканчивается.

— Нет! Неправда! — Инженер уцепился за его руку, как за последнюю опору. — Неправда, у меня есть шансы стать министром, все об этом говорят… — И поскольку положение, которого он мечтал достичь, заставляло его помнить о достоинстве, инженер немного успокоился. — Господин Дрэган, — продолжал он, — давайте договоримся: если вы спасете меня, я обещаю спасти и вас… Конечно, договоримся, господин Дрэган, и будем поддерживать друг друга в любой ситуации. Вы увидите, какими сильными мы будем… Вы не верите, что я стану министром? Я только начинаю свою карьеру, диктатура Антонеску помешала мне сделать это раньше… Да, да, я — жертва диктатуры Антонеску… Господин Дрэган, я про…

— Господин инженер, если именно это вы хотели мне сказать, можете не продолжать, я человек честный, и поэтому вы зря теряете время со мной.

— Господин Дрэган, вы думаете, что моя карьера закончена, и поэтому не хотите иметь дело со мной.

— Могу вас заверить, что не поэтому. Но в том, что ваша карьера закончена, я убежден давно.

Инженер замолчал и выпучил на него глаза.

— Вы все еще верите в эту глупость, что «коммунизм не приживется у нас, потомков римлян»? — спросил Дрэган.

Резкий тон Дрэгана напугал инженера. Казалось, он сделался еще меньше ростом.

— Не верю, господин Дрэган… Я ни во что не верю… ей-богу, не верю! Все ерунда! Я был застенчивым ребенком, господин Дрэган… бедным студентом… — Инженер растерял последние остатки достоинства. Вспотевший, измученный, он умоляюще заглядывал в глаза Дрэгану и старался говорить как можно убедительнее и проникновеннее: — Да, да… бедным студентом, жалким инженеришкой… У меня не было ничего другого, чтобы пробиться в жизни, кроме ума, господин Дрэган… Прошу поверить мне! Эти — Танашока, Боя, царанисты — глупы, но они богаты! Я должен был придумать что-нибудь, что было бы им по вкусу. Я и придумал эту глупость о том, что коммунизм не приживется у нас, потомков римлян. Это пришлось им по вкусу, господин Дрэган. Я же сам этому не верю. Честное слово, я человек серьезный, сами посудите. Это все политические бредни, а я инженер, практик… Но раз им понравилось… Они сказали, что я умный парень, сделали меня вице-председателем, потом директором верфи. Но я так и остался жалким инженеришкой. Ей-богу, спросите у тех, кто меня знает… У меня есть только мое жалованье и домик, который я построил с таким трудом. Честное слово, господин Дрэган, честное…