Власть - [64]

Трифу внимательно смотрел на него, с сожалением покачивая головой. Оглянувшись, чтобы убедиться, что Киру нет рядом, он сказал:

— Тебе-то что! Ты ведь не объявил себя журналистом-коммунистом… А я… Я опубликовал целую статью, в которой объясняю, почему я стал коммунистом!

— А что тебе стоит отречься?

Трифу не возмутился, услышав эти слова. Он подумал, потом в нерешительности поднял руку и сказал:

— Да, ну а если победят коммунисты?

— Тогда твое счастье!

Трифу в смятении посмотрел на него, затем направился к Киру.

— Товарищ Киру, надо что-то предпринять. Надо выяснить обстановку; мы должны найти выход из положения, не погибать же нам, товарищ Киру!

В его голосе, прозвучавшем в пустом огромном холле слишком громко, слышалось отчаяние.

30 октября, время то же — 1 час 52 минуты

— Господин Дрэган, что означает вся эта комедия?

— Судя по количеству динамита и пулеметов, которые притащили те, кто окружил здание примэрии, на комедию это вроде бы не похоже.

Дрэган не шутил. Он смотрел на низкорослого и взъерошенного инженера зло, как смотрел бы на напоминавшую скелет фигуру Танашоки.

— Я имею в виду вашу затею с постановлением, игру с торговцами и другие глупости, — ответил ему Сегэрческу.

— А я имею в виду честное слово вашего председателя, господин инженер, — сказал Дрэган, переходя в наступление. — Старый человек, наполовину мертвец. А врет безбожно! И мстит кровью! Для вас нет ничего святого, господин инженер. По этой причине, по этой причине, — повторил он, — борьба идет не на жизнь, а на смерть. Массы пришли в движение, и они вам не простят…

Он потерял терпение. Весь не находивший выхода гнев, накопившийся с тех пор, как он понял, на какие действия пошел Танашока после их встречи, сконцентрировался теперь в угрожающем тоне, в каком он говорил с Сегэрческу.

Сегэрческу почувствовал это и попытался взять верх, проявляя спокойствие.

— Напрасно вы говорите со мной так, господин Дрэган. Я как-то уже говорил, что считаю себя современным политиком. Я не имею ничего общего с их политикой террора и пулемета…

— Так уж и ничего? А те, кто собрались на площади? Кордоны солдат, толпа хулиганов, динамит? — резко бросал, словно обвиняя его, Дрэган.

— Господин Дрэган, говорю вам серьезно… Я ничего не знаю. Если бы я знал, разве я был бы здесь, в примэрии?

Будучи честным, честным до такой степени, что даже не старался скрыть, что ему не очень хотелось признавать этот факт, Дрэган сердито и глухо сказал:

— Похоже на правду…

— Ну вот видите, — поспешил Сегэрческу воспользоваться, приобретенным, как ему показалось, превосходством. — Видите, я прав. Поэтому, господин Дрэган, я и говорю очень даже серьезно: вы занимаете свое место незаконно и тем самым приносите несчастье всему городу. Весь город обвинит вас в том, что происходит сейчас. Учтите это! То, что вы делаете, незаконно. И плохо, что вы этого не понимаете.

Дрэган враждебно посмотрел на него:

— Говорите, вы политик, господин Сегэрческу? Говорите, что я незаконно занимаю это место? А как вы можете примирить эти два понятия — законность и революция? Мы совершаем революцию именно потому, что законы несправедливы.

— Я говорил о другом, — уклонился Сегэрческу. — Я говорил о насилии. Вы заплатите за ваше насилие, оно ведет к гибели всего города!

— К гибели! — Дрэган подошел к нему, сжимая кулаки. — Сегодняшняя демонстрация была мирной! Массы на нашей стороне, и именно поэтому мы не нуждаемся в насилии!

— Могу вас заверить, господин Дрэган, правительство не позволит!

Но Дрэган разгорячился. Находясь в том страшном напряжении, которое требовало только действия, он чувствовал потребность и в возможности высказать все, что наболело на сердце.

— Сбросим и это правительство! Вот увидите, как только люди услышат, что сделали мы, во многих городах начнется то же самое!.. Мы сильнее, господин Сегэрческу, и именно поэтому мы не нуждаемся в насилии. Взгляните на площадь. Это вам нужно насилие! Насилие — это ваш метод!

— Поживем — увидим…

Этого Дрэган выдержать не мог, тем более что он свыкся с мыслью о смерти.

— Думаете? — иронически рассмеялся он. — Уж не воображаете ли вы, что мы выйдем отсюда живыми?!

Его слова достигли цели, хотя он, собственно говоря, и не добивался этого. Ему просто хотелось показать инженеру, что тот мелок, труслив, ничтожен, как Танашока и все другие из его банды. Сегэрческу подскочил словно ошпаренный:

— Что будете делать вы — это ваше дело. Я же хочу выйти отсюда живым. Я не поддамся ни на какой шантаж.

— Шантаж? — Дрэган зло рассмеялся, показав крупные белые зубы. К нему вернулась его обычная ирония. — Какой шантаж, господин инженер?! Эти веселые парни на площади, возможно, не имеют никакого представления о том, что ваша бесценная персона находится среди нас. Мы взлетим на воздух, а они, глупцы, так и останутся в неведении.

— Я им скажу об этом.

Сегэрческу уже утратил всю свою важность. Он дрожал, слова он уже не выговаривал, а выкрикивал, руки его двигались бесконтрольно.

Тогда грузчик ловко подскочил к двери, выходящей на балкон. Он прижался к стене и, открыв дверь, с элегантной иронией пригласил:

— Прошу вас!