Власть - [55]

Шрифт
Интервал

— Отсюда мы не уйдем! — повторил почти с упрямством Дрэган.

— Конечно, мы не должны уходить из примэрии. Как-никак это уже завоеванная позиция, — поддержал его Киру. — Несмотря на то что личный состав во многих подразделениях был заменен, военные по-прежнему чувствуют себя неуверенно. Под предлогом установки постов наши парни пошли к солдатам и провели среди них агитацию. Тасе Мустэчиосу сказал им: «Ребята, не сделайте какой-нибудь глупости; подумайте только, наши представители теперь находятся в правительстве, не идите за офицерами, которые натравливают вас против народа».

— Это хорошее дело! — сказал Трифу, и глаза его сверкнули странным огнем.

— Значит, решили, товарищи, — сказал Дрэган, собрав всех вокруг себя. — Отсюда не уходим. Те, кто пришел сюда и поставил нас, должны видеть, что мы не предадим их интересов, что бы ни случилось. «Что это за люди, которых окружили в примэрии?» — спросят одни. «Это те, кого поставил народ, чтобы следить за порядком в городе», — ответят другие. Это еще сильнее сплотит массы вокруг нас. Остаемся здесь! Если по всему уезду разнесется весть, что мы не сдали завоеванных позиций, то представьте себе, какое доверие окажет население нашим товарищам, которые будут выступать перед ними!

В его словах слышалась глубокая убежденность. Он подкреплял слова движением головы, внимательно ловил каждый звук, пытаясь в темноте увидеть хотя бы блеск глаз.

— Ну, что скажете, правильно я мыслю?

— Правильно! — ответил Киру. — Да, товарищи, и я придерживаюсь такого же мнения. Что нам надо делать? Необходимо использовать эту тяжелую ситуацию в наших интересах. Иного пути нет. Надо браться за дело. Пусть люди узнают, что мы здесь и что мы держимся.

Со скрипом открылась большая дверь примэрии. В нее вошли два офицера, осветив белесым светом фонариков холл примэрии.

— Мы пришли требовать от вас, чтобы вы ушли добровольно, — сказал один из них, когда офицеры приблизились к ступенькам лестницы. — Господин командор гарантирует вам свою охрану для предотвращения какого бы то ни было нападения.

Дрэган спустился к офицерам. В его груди послышалось еле сдерживаемое клокотание. Кулаки его непроизвольно сжимались все сильнее, хотя он старался держаться спокойно.

— Мы не нуждаемся в охране командора и никуда отсюда не уйдем до тех пор, пока этого не потребует народ, который посадил нас сюда, тем самым оказав нам свое доверие. — Он угрожающе понизил голос: — Если захотите стрелять, учтите, в примэрии много ваших людей. Но не забудьте также и того, что тысячи людей, которые поставили нас сюда, сурово накажут вас. Другого ответа не будет.

Офицеры держались высокомерно, хотя пытались казаться доброжелательно настроенными.

— Мы выполнили свой долг, — сказал первый. — Но знайте, что мы едва сдерживаем хулиганов. Если вы сдадитесь, мы вам гарантируем охрану до тех пор, пока не восстановим связь со столицей и не получим распоряжения от правительства. Ведь и ваши представители находятся в правительстве!

— Я уже сказал, — ответил им решительно и спокойно Дрэган, — что мы отсюда никуда не уйдем до тех пор, пока этого не потребуют те, кто нас сюда поставил. Скажите командору, что ему придется отвечать за свои поступки. Он уже виноват в смерти председателя профсоюзов. Это ему говорит законный примарь города.

Офицер резко наклонил голову в знак того, что все понял и разговор окончен. Потом посмотрел на своего товарища.

— Мы исполнили свой долг, — сказал он и, понизив голос, добавил: — Не поминайте нас лихом. Мы не занимаемся политикой, а только исполняем приказы… Это нам приказал передать сам командор… Мы делаем все возможное, чтобы восстановить порядок, и кто знает… Одним словом, как бы там ни было, в настоящий момент мы обязаны лишить свободы передвижения ваш пикет, чтобы никто не ходил между площадью и примэрией. Так уж лучше соглашайтесь быть под нашей охраной, чем сидеть здесь. Подумайте и потом сообщите нам. — Они хотели было уйти, но тут же вернулись. — Пожалуйста, может быть, вам пригодится фонарик?

Дрэган посмотрел на них с невозмутимым видом и ничего не сказал. Когда они ушли и за ними закрылись даже чугунные решетки, он взял фонарик и посмотрел на своих товарищей.

— Это вторая победа за сегодняшний день, товарищи. Армия далее не сделает ни шагу. — Он быстро поднялся к ним, — А теперь за дело!

Движения его были лихорадочными, во взгляде появилось что-то новое, непривычное, и при всем этом никаких признаков недоумения или неуверенности.

— Я обещал, что этим вечером мы вывесим постановление и список цен, — сказал он. — Мы должны объявить их населению. Товарищ Трифу, когда ты ушел из типографии, как там обстояло дело с постановлением?

Трифу взглянул на него краем глаза, не понимая, какой смысл в таком вопросе в то время, когда солдаты окружают и разоружают пикеты рабочих.

— С постановлением? — удивленно переспросил он и только после этого понял, о чем идет речь. — Начали набирать.

— Только начали набирать?

Было непонятно, кому адресовано недовольство Дрэгана: журналисту, который выглядел очень растерянным, или тем, кто только начал набирать постановление. Но сердиться было некогда. Дрэган отчетливо понимал, что утром список новых цен на продовольственные товары должен быть напечатан.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.