Власть - [53]
— Охлажденное?
— Охлажденное.
На столе появился фужер.
— Хорошо, — решительно произнес Кокорич, попробовав бутылки рукой. — Принеси таз… Да, да. Таз. Ну чего вытаращил на меня глаза, скотина!.. Не знаешь, что такое таз? Привык только к боярским замашкам? Да будет тебе известно, что я не знаю, как по-французски таз! На французском языке я знаю только одно слово — революция! Ну, неси!
— Сейчас принесу.
— А-а, чертовы свиньи, страшно стало! — распустил перья Кокорич. — Знают, что у нас есть деньги, потому что судовладельцы заплатили нам свой долг!
Он со стоном наклонился, потом раздумал, поднялся и, поставив сначала одну ногу на стул, а потом другую, развязал шнурки. Снова уселся, снял по очереди каждый ботинок, помогая себе ногой.
— Пожалуйте, таз!
Задребезжал брошенный на тротуар таз.
— Хорошо. Теперь открывай шампанское. Но чтобы с выстрелом! Пусть все видят. Я всегда мечтал об этой минуте! Пусть стрельнет!
Официант выдернул пробку и быстро опустил горлышко в фужер.
Но Кокорич окинул его презрительным взглядом и показал своим желтым от табака пальцем вниз.
— Нет, в таз! — И, видя, что официант не понял его, вспылил: — В таз, слуга побежденной буржуазии!
Пена шампанского расплескалась по краям эмалированного таза.
После того как Кокорич величественным жестом размотал портянки и заботливо положил их поверх ботинок, он растопырил на ногах пальцы и плюхнул ноги в таз.
— Та-а-ак, — простонал он от счастья. — Хорошо охлаждено! Вторую бутылку охлади побольше, слуга побежденной буржуазии! Так, вертись, вертись, вертись! Хоп! Теперь открывай! Так! Нет, нет, не в фужер! Все на ноги… Ведь они, бедняжки мои ноженьки, вынесли всю тяжесть, которую я таскал изо дня в день на спине, чтобы обогатить тех, кто уже был богат… Та-а-ак… хорошо охладил! На! Бери все деньги, которые я взял у побежденной буржуазии, да охлади еще одну бутылку как следует и принеси сюда…
Официант смотрел на него с недоумением и покорностью. В конце концов он набрался смелости и спросил:
— Дядя Кокорич, а выпить хотите?
— Выпить? — Старик пошарил в карманах, вытащил мелочь и швырнул ее на стол. — Подай мне водки!
— Одну водку-у, — послышался голос официанта из помещения.
Кокорич в этот момент ощущал себя хозяином всей площади и стонал от счастья, шевеля пальцами ног в шампанском, которое покрыло мелкими пузырьками кожу его ног.
— Водку для господина!
Но в этот момент официант, увидев, что происходит на площади, шмыгнул внутрь трактира и опустил жалюзи прямо на открытую дверь.
Около примэрии, гулко отбивая шаг, появились военные моряки.
Со стороны города появилась группа хулиганов, вооруженных палками и револьверами.
— Мы им переломаем кости! — орал один из них.
Но на площади она нашли только таз с сомнительного цвета жидкостью и пару ботинок, поверх которых сушились портянки.
— Примэрия, примэрия! Говорите с Бухарестом! — слышался в трубке голос телефонистки.
— Какой Бухарест! — произнес Тебейкэ в трубку. — Какой Бухарест?!
— С вами говорят из Бухареста, из министерства внутренних дел. Кто у телефона?
Тебейкэ почувствовал себя оскорбленным, слыша этот командный тон.
— Почему я должен понимать по голосу, что звонят из министерства внутренних дел?! — Затем Тебейкэ понял, о чем ему говорят, и начал записывать. Речь шла о назначении нового примаря. Тебейкэ записал номер приказа о назначении нового примаря. Этот приказ должен привести в исполнение префект, и он передал трубку префекту. Префект, когда речь зашла о нем, преобразился, стал надменным, важным и внимательным.
— Префект у аппарата, — взяв трубку из рук Тебейкэ, с сознанием важности происходящего момента проговорил он. — Записываю! Итак, «приказ о назначении нового примаря»… — Свободной рукой он сделал Дрэгану неопределенный жест, выразив то ли поздравление, то ли удовлетворение по поводу его назначения. Потом, показав ему, как документ, листок бумаги, начал вслух повторять то, что записывал.
Когда телефонограмма была принята, он подтвердил ее получение, еще раз назвал себя и свою должность и послал заверения господину заместителю министра внутренних дел. Потом, выпятив грудь, сделал два шага вперед. Поклонившись Дрэгану, он произнес, обращаясь к присутствующим:
— Господин примарь, в этот поздний час я имею честь и удовольствие сообщить вам о вашем назначении его превосходительством господином министром внутренних дел следующей телефонограммой. — Он надел очки, многозначительно кашлянул и, вероятно сожалея, что на нем нет военной формы, стал читать: — «Я, министр внутренних дел, назначаю с 29 октября настоящего года муниципальным примарем господина полковника Рэдукану Атанасе, который…» — При последних словах он замедлил чтение, вдруг что-то уразумев.
Словно желая раздавить префекта, Дрэган надвигался на него своим тяжелым шагом. Тебейкэ также подскочил к префекту и вырвал из его рук бумагу, возмущенно крикнув:
— Провокация!
— Полковник Рэдукану! Это же командир жандармов! — послышался голос Сегэрческу.
— Да, Рэдукану Атанасе, так мне и продиктовали… — промямлил префект под испепеляющим взглядом Дрэгана.
— А какое отношение это имеет ко мне? — спросил Дрэган голосом, не предвещавшим ничего хорошего, подстегиваемый начавшимся движением среди торговцев и их шушуканьем.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.