Власть - [41]

Шрифт
Интервал

Дрэгану стало вдруг жаль этого человека, с которого сразу же слетела вся его псевдоученость, и он мягко ответил ему:

— Да не бойтесь. Мы так не поступаем. Пригласим их сюда, вот вы тогда и посмотрите на все. — Взглянув на Тебейкэ и Киру, Дрэган спросил: — Вы готовы?

— Готовы!

— Хорошо. Жду вас через час. Возьмите с собой несколько парней и позовите ко мне Трифу, если он здесь.

Куранты на башне пробили четверть часа. Прошло всего лишь два с половиной часа с тех пор, как сюда пришли манифестанты, а Дрэгану казалось, будто прошла целая вечность. Сквозь желтые занавески проникал мягкий полуденный свет. Трифу вошел с фотоаппаратом в руке.

— Вы оба журналисты и скорее договоритесь между собой, — сказал им Дрэган.

— Оба? — удивился Трифу и с решительным видом повернулся к человеку в пестрой одежде. — От какой газеты вы будете?

Они смерили друг друга взглядами, как два петуха, прикидывавшие, кто чего стоит.

— Это журналист из местной газеты, не так ли? — спросил Катул Дрэгана, самим тоном обращения подчеркивая свое превосходство. И только проговорив это, он небрежно бросил Трифу: — Уважаемый коллега, центральная пресса приветствует вас. Катул Джорджеску из «Сигнала».

Трифу внимательно посмотрел на протянутую ему руку, а потом сделал вид, будто не замечает ее.

— «Сигнал»? — спросил он с сожалением и, взяв одно из тяжелых кресел, демонстративно громко придвинул его к письменному столу, а потом обратился к Дрэгану: — Товарищ Дрэган, я оплакиваю судьбу тех коллег, которые не знают, что такое настоящее и будущее! Они близоруки и слепы…

— Как вы думаете, он прав?! — спросил Дрэган Катула.

У того лицо помрачнело. Он сидел с разочарованным видом. Обращаясь к Дрэгану, он проговорил:

— Я полагал, господин примарь, что и в местной газете работают серьезные люди. Ведь мы, журналисты, не должны ссориться между собой! — И развел руками. — Вот она, провинциальная пресса!

— Пусть так, господин хороший, но она честная! — энергично парировал Трифу. — Да, да… Мы вычищаем то, что вы загаживаете! Общественное мнение вводят в заблуждение вот такие журналисты, которые сами заблуждаются…

— Хорошо, хорошо! Оставь это. Теперь не до того… — прервал его Дрэган.

— Я об этом напишу статью! — ответил Трифу, словно собираясь заявить протест.

— Хорошо, это твое дело… А сейчас помоги ему. Он хочет написать о том, что мы сейчас делаем. Очень хорошо! Пишите, господин журналист, — обратился он к Катулу. — Пишите честно обо всем, что вы видите, попытайтесь понять все это и сами убедиться в нашей правоте.

Катул встал, глядя на своего коллегу победителем.

— Вы настоящий человек, господин примарь!.. Честное слово, не вру… Центральная пресса поздравляет, приветствует и благодарит вас!

29 октября, 18 часов 25 минут

Вспомнив о Василиу, Дрэган нахмурился. «Нужно ему все разъяснить, а то подумает, что я все это делал для того, чтобы стать примарем», — подумал Дрэган и тут же поднял телефонную трубку.

Из полка ему ответили, что Василиу находится дома, но военная бдительность соблюдалась настолько строго, что Дрэгану не дали адреса, Дрэган что-то недовольно проворчал и бросил трубку. «Вот бараны! Все в него». Он сунул руку в карман и вытащил бумажник. Это было потрепанное портмоне с многочисленными кармашками, в которых за неимением денег Дрэган обычно держал разные документы, бритву, английскую булавку, которой он закалывал платок во время погрузок, огрызок карандаша, фотографии и несколько листов чистой бумаги, на которых были записаны слова революционных песен. На одной из бумажек он нашел записанный им адрес капитана. Дрэган удовлетворенно кивнул головой. Василиу жил совсем близко.

И тут же возник вопрос: «Как мне уйти из примэрии, чтобы встретиться с ним? Может, послать кого-нибудь за ним?..» Но Дрэган тут же устыдился этой мысли: «Как это, позвать его?.. Уж не зазнался ли ты, Дрэган?» Напрасно он пытался убедить себя, что это не зазнайство, а лишь нежелание покидать примэрию. Выходило, что он оправдывал самого себя. Ему стало грустно, и он опять сказал про себя: «Он определенно подумает, что все было сделано для того, чтобы мне стать примарем».

Дрэган окинул взглядом пустые залы примэрии в часы затишья и пошел.

— Через десять минут приду, — сказал он Тасе Мустэчиосу. — Будьте готовы, пойдем к Танашоке, так как он вот уже тридцать лет не выходит из дому!

29 октября, 18 часов 30 минут

Дрэган шел тяжелым размеренным шагом. Выставив вперед свою огромную грудь, он с шумом вбирал воздух и с силой его выдыхал. Ветер с моря нес мелкие брызги с запахом морской соли и травы. Стены домов казались фиолетовыми.

Он завернул за угол и оказался перед домом, где жил капитан. Открыл старенькую, почерневшую от времени калитку, осторожно пробрался среди кустов роз. На этой улице был один-единственный палисадник, содержавшийся в завидном порядке. Дверь открыла старушка. Она не проявила никакого желания посторониться и казалась чем-то напуганной. Старушка отошла в сторонку лишь тогда, когда поняла, что речь идет о капитане.

— А, господина Василиу!.. Пожалуйста… Я думала, вам нужен мой муж. Моего мужа следует оставить в покое. Он слишком много позволяет себе вмешиваться в разные дела. Только что, полчаса назад, директор лицея передал ему, чтобы он не ввязывался в то, что сейчас происходит… Пожалуйста, сюда… Господин Василиу, вас кто-то спрашивает!


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).