Власть без славы. В двух книгах - [28]

— Этого вы не сделаете, — возразил Броган.

— Вы уверены? А вот увидите.

Броган — игрок, пьяница и распутник — постоянно нуждался в деньгах, и без соверена, который он раньше ежемесячно получал от Джона Уэста, ему обойтись было трудно. Поэтому он предпочел не ссориться и продолжал как ни в чем не бывало:

— Вы этого не сделаете, когда услышите, что я вам скажу. Так вот: начальник не посылал меня, но я думаю, вы можете спокойно открыть свой тотализатор.

— Как так?

— А так, что это будет стоить вам пять соверенов в неделю, и все устроится.

— Что? Пять соверенов Девлину и по пяти соверенов каждому постовому? Ну, знаете, мне надоело платить за то, чего я не получаю.

— Пять соверенов за всё про всё. Постовой — только один. Это я сам. Значит, кроме меня и Девлина, никто вас не тронет. Платите мне пять соверенов в неделю, и я ручаюсь, что все будет в порядке.

— А откуда я знаю, что Девлин не помешает? Вы сами сказали, что он не посылал вас ко мне.

— Видите ли, собственно говоря, Девлин не участвует в этом деле. — Броган многозначительно кашлянул. — Ему неудобно, сами понимаете. Но если вы будете платить мне по пять соверенов в неделю, Девлин не станет вас беспокоить. Я знаю, что говорю. Открывайте лавочку — сами увидите. Понятно, потом, может быть, вам придется еще кое-кого поблагодарить. Без этого нельзя.

— Еще бы! — сказал Уэст. — Ну ладно, я уж вижу, что вы решили разорить меня. Приходите завтра вечером. И смотрите — без глупостей: я вовсе не желаю, чтобы полицейские со всего Керрингбуша сбежались ко мне за подачками.

— Будьте покойны, мистер Уэст.

Они расстались, и Джон Уэст отправился спать в сильнейшем волнении. Как раз теперь, когда он уже готов был признать себя побежденным, надежда снова блеснула перед ним. Он похвастался перед своими служащими и клиентами, что он только притаится на время и еще покажет себя проклятым ищейкам. И что же? Оказывается, это была не похвальба, а сущая правда.

Разговор с Броганом воскресил его веру во всемогущество подкупа. Все люди продаются, разница только в цене. Он решил отныне неизменно придерживаться этого принципа.

Завтра же он соберет своих служащих, и в будущую субботу тотализатор снова заработает. Теперь уж его не заставят прикрыть лавочку. Он пойдет на любой риск — пусть хоть в тюрьму сажают. А если кто вздумает мешать ему, того он либо подкупит, либо смахнет со своего пути.

Прошло шесть недель. Однажды вечером в лавке, за крепко запертыми дверями, собралось человек двадцать пять. Дело было в пятницу. В субботу на ипподроме Муни Вэлли должны были состояться скачки, и клиенты Джона Уэста, шумно обсуждая возможный исход состязаний, делали ставки. Погода стояла ненастная, завывал ветер, в окна хлестал дождь.

Джон Уэст сидел за столом в задней комнате, спиной к потайной двери, и писал на листе картона при свете настольной керосиновой лампы.

Тотализатор, вновь открытый полтора месяца назад, работал без помех. Сначала Джон Уэст опасался, что Броган действовал без ведома и согласия своего начальства, и старался как можно чаще встречаться с Девлином на улице. Неизменная любезность начальника полиции не оставила в душе Джона Уэста и тени сомнения, что Девлин получает львиную долю той суммы, за которой Броган аккуратно являлся каждую пятницу.

В первое время после открытия тотализатора миссис Уэст пролила много слез, но сын убедил ее, что никакие полицейские налеты ему теперь не грозят. Она, видимо, поверила его словам, а может быть, покорилась необходимости, и домашние ссоры по этому поводу прекратились.

За последние шесть недель произошло только одно неприятное событие: оба конкурирующих с Джоном Уэстом тотализатора тоже открылись, невзирая на вынужденное отсутствие владельца. Джон Уэст подозревал, что Девлин и Броган приложили к этому руку. Впрочем, его тотализатор работал лучше всех и пользовался заслуженной любовью клиентов; доходы уже равнялись сорока соверенам в неделю.

Раздался стук в дверь черного хода. После открытия тотализатора прежний условный стук был изменен, а сейчас стучали по-старому. Джон Уэст поднял голову, прислушиваясь. Боров помедлил немного, потом подошел к двери и отодвинул засов.

В комнату вошел человек столь необычного вида, что не только Боров в недоумении уставился на него, но глаза всех присутствующих немедленно обратились в его сторону. Росту он был небольшого, сутулый, с узкой впалой грудью; насквозь промокшее рваное пальто складками висело на страшно исхудалом теле. Глаза глубоко ввалились, голова была выбрита. Он походил на утопленника, и все с ужасом, в зловещей тишине, не отрываясь смотрели ему в лицо. Никто его не узнавал.

Вошедший сделал несколько шагов и остановился перед столом, за которым сидел Джон Уэст. Освещенная с одной стороны настольной лампой, с другой — светом, падающим из открытой двери в лавку, фигура пришельца казалась еще более нелепой и жуткой.

Джон Уэст, напряженно выпрямившись, с минуту удивленно вглядывался в незнакомые черты, но вдруг точно судорога прошла по его лицу — он узнал.

— Боже мой! — хрипло проговорил он. — Джим Трэси! — Звук собственного голоса успокоил его, он откинул голову и громко, отрывисто засмеялся.