Власть без славы. В двух книгах - [130]

Встретив его яростный, угрожающий взгляд, Нелли вспомнила, что у него в кармане всегда лежит револьвер. Он убьет меня, мелькнуло у нее в уме. Она попятилась от него и вдруг сообразила, что в будуаре, в ящике туалетного стола, лежит другой револьвер — Джон каждый вечер клал его себе под подушку. Надо его взять!

Нелли сделала несколько шагов и столкнулась с ним на пороге. Она попыталась было проскользнуть мимо, но Джон Уэст ударил ее в лицо кулаком. От удара Нелли отлетела назад, он бросился за нею, стараясь схватить ее. Он налетел на нее с такой бешеной стремительностью, что толчок отшвырнул ее в другой конец спальни; она ударилась спиной о кровать и упала на пол, корчась от боли.

Он остановился как вкопанный и, порывисто дыша, глядел на нее. С огромным усилием Нелли приподнялась на локте.

— Лучше убей сразу, — сказала она слабым голосом. — Лучше убей, потому что у меня будет ребенок. Его ребенок. Его, слышишь? — Она застонала и снова тяжело повалилась на пол.

Джон Уэст стоял неподвижно, опустив сжатые кулаки, стиснув зубы и с ужасом глядя на жену. Потом весь он как-то обмяк и неуверенными шагами, словно лунатик, побрел к кровати.

Не обращая внимания на стоны Нелли, он сел на кровать, уронил голову на руки и в первый раз за сорок лет заплакал.

Так Нелли Уэст стала пленницей в белом особняке под Керрингбушем. С этого дня она ночевала не в спальне, а в соседней с будуаром комнате. Дверь в будуар заперли и с обеих сторон ее поставили тяжелые платяные шкафы. Там Нелли томилась, почти теряя рассудок от бессвязных горьких мыслей и страдая от сильной боли в позвоночнике, ушибленном при падении. Она редко покидала свою комнату и выходила из дому только к обедне по воскресеньям. Джон Уэст не разговаривал с нею. Он рассчитал прислугу и продал машину.

В тот же день, когда в белый особняк ворвалась миссис Эванс, Джон Уэст вызвал мать Нелли, и она осталась в доме вести хозяйство. Он рассказал ей о случившемся и коротко заявил, что Нелли должна быть наказана: она будет жить так, пока не искупит свой грех перед богом и Джоном Уэстом.

Миссис Моран не требовала никаких объяснений. Она согласилась остаться у зятя и вести хозяйство с помощью поденщицы. У нее было скоплено немного денег. Она закрыла свой магазин дамских нарядов и перебралась в этот дом, где царила странная, зловещая атмосфера, с намерением как-то разрешить семейную драму, угнетавшую всех его обитателей. Дети — старшей дочери было уже семнадцать лет — ходили подавленные и испуганные.

Сам Джон Уэст, преисполненный жалостью к себе, сознанием собственного унижения и планами мщения, стал еще молчаливее и бездушнее, чем прежде. Он побаивался огласки, но мало кто знал о похождениях Нелли, и не было человека, который осмелился бы намекнуть об этом Джону Уэсту. У него нашлось достаточно силы и выдержки, чтобы с обычной энергией продолжать заниматься делами. Его подчиненные заметили только, что он стал молчаливее и сдержаннее; на самом же деле в его душе не осталось ничего человеческого.

Нелли, заточенная в своей спальне, часто думала о Билле Эвансе и ухитрилась даже передать ему через свою мать немного денег, чтобы он мог уехать в другой штат. Билл уехал с женой и ребенком, даже не сообщив Нелли — куда. Горе и тоска совсем одолели ее.

Когда померкли последние надежды на то, что Билл хоть изредка будет давать о себе весточку, Нелли пошла на исповедь и покаялась в своих грехах. Ей стало немного легче, но будущее не сулило ей ни проблеска радости. Только мысли о детях и о ребенке, которого она носила под сердцем, — ребенке Билла, — поддерживали в ней волю к жизни.

Какое бы несчастье ни постигло самого великого или самого малого из человеческих существ, жизнь продолжает идти своим чередом. В мире, разъедаемом войной, одно событие сменяло другое. В Австралии второй референдум снова дал отрицательный результат — большинство высказалось против введения воинской повинности; усталость от войны усиливалась, а вместе с нею росло и количество противников воинской повинности. Союзные войска наконец предприняли решительное наступление, и в октябре 1918 года стали ходить слухи о близком заключении мира.

11 ноября 1918 года Джон Уэст сидел в своей конторе, занятый серьезным разговором с высоким, хорошо одетым человеком по имени Тед Тэргуд.

Джон Уэст сегодня остался ужинать в городе, чтобы повидаться с Тэргудом, ненадолго приехавшим из Брисбэна.

Тэргуд, известный под кличкой «Красный Тед» — этим прозвищем он был обязан скорее цвету своих волос, чем политическим убеждениям, — был казначеем при лейбористском правительстве штата Квинсленд. У него было смуглое лицо и необычайно толстые чувственные губы.

Тэргуд вдруг откинул голову, помахал серой шляпой, которую держал на коленях, и оглушительно захохотал:

— Ха-ха-ха!

Этот хриплый и громкий хохот был вызван словами Джона Уэста, заявившего, что он хочет, чтобы Рил, теперешний премьер Квинсленда, перешел в федеральное правительство, а Тэргуд занял его место.

— Но предположим, что у меня и Рила другие планы? Вы очень уж уверенно говорите.

— Я никогда ничего не предпринимаю, если я не уверен — не уверен до конца. По-моему, и вы и Рил должны быть очень довольны.