Владеющие - [23]

Стоп-стоп. У Горбачева никогда не было никаких тайн от жены, он обсуждал все с Раисой Максимовной. Точно! Ну, конечно же, она втайне от мужа специально искала Камень. Значит так, Раиса Максимовна нашла изумруд в Уфе. Хозяйка — женщина лет пятидесяти. Ну-ка, попробуем с этого конца.

Путин снял трубку телефона прямой связи с Патрушевым….

* * *

…Капитан Савельев вполголоса матерился, нетерпеливо поглядывая на дверь кабинета. Евгений не стал дожидаться остальных зрителей, среди которых мог быть человек в белом халате и со шприцем в руках. Он несколько раз судорожно вздохнул, как будто ему не хватало воздуха, его глаза закатились, мышцы лица обмякли. Вдруг он дико захрипел и забился в конвульсиях. Его тело ничком свалилось со стула на пол, издав глухой звук, словно с кузова грузовика на дощатый пол сбросили мешок картошки.

Прошла минута. Кривая улыбка на лице Савельева постепенно сменилась напряженным недоумением. Почесав в затылке, капитан негромко произнес:

— Одно из двух. Или ты симулянт, или припадочный. Голову даю на отсечение, что симулянт, и быстро у меня встанешь.

Он резко поднялся со стула, обогнул стол. Подошел к журналисту, со всей силы пнул его носком ботинка в бок, потом еще раз. Абсолютно никакой реакции.

Такого в практике капитана еще не было. Он с интересом присел на корточки над лежащим неподвижно телом. Двумя пальцами сильно сжал ноздри носа «симулянта». Прошла пара минут. Плотно сжатые губы Евгения остались сомкнутыми, грудная клетка была неподвижной. Савельев привычным жестом попытался найти пульс на шее. Пульса не было.

В это время в кабинет вошел кряжистый лысый человек в белом халате. В руке у него был чемоданчик. Он безо всякого удивления посмотрел на картину, напоминавшую по композиции известное полотно Ильи Репина.

— Ну, что застыл? Давай, посмотри, что с ним, — раздражено произнес капитан и распрямился.

Лысый присел на его место. Кончиками указательного и безымянного пальцев придавил холодную шею лежавшего. Нахмурился. Оттянул веки на глазах, пристально заглянул туда и озадаченно хмыкнул. Достал из чемоданчика стетоскоп, расстегнул ворот и верх рубашки на груди Евгения, послушал, хмыкнул. Вынул из чемоданчика инструмент типа большой иглы и ткнул под мышку «симулянту». Нахмурился. Приподнял ему руку и отпустил. Рука с громким стуком упала на пол.

— Интересный случай, Борис Петрович, — сказал врач, — Не могу вот так сразу сказать…

— Он хоть это…. Ну, живой, — осторожно поинтересовался у него Савельев.

— Частично, — поскреб врач в лысине, — Тело холодное. Пульс нитевидный. Дыхания практически нет. На внешние раздражители, свет, боль не реагирует. Это может быть кома. А может быть летаргический сон. Возможно, какое-то специфичное психическое заболевание подобно эпилепсии. При этом все характерные признаки анабиоза. Он будто впал в зимнюю спячку, но человеческому организму это не свойственно, можно даже сказать, что подобное невозможно. Что с ним, точнее мы сможем сказать только после обследования у нас в клинике.

— Это исключено, — без паузы откликнулся Савельев, — Нужно немедленно привести его в чувство, поднять на ноги. Доставай свои чертовы шприцы! Делай что-нибудь. Слышишь меня! — он сорвался в истерику.

— Нет, — отрицательно замотал головой врач, — Вы поймите, он практически не живой, коматозник. Это почти труп. Любое медикаментозное вмешательство без знания, чем он болен, гарантированно приведет к летальному исходу, уверяю вас. Здесь нужен точный анамнез, интенсивная реанимация. Но тут я не специалист. Поверьте, нужна немедленная госпитализация в нашу клинику.

…Ничего этого Евгений не слышал. Он спал. Ему было хорошо. Очень хорошо. Так же хорошо, как было тогда, в первый раз, пятнадцать лет назад, когда бабушка сержанта Ильдара Касымова дала ему выпить горький травяной отвар, уложила на широкую скамью. Шептала, напевала, грозила и кричала над его телом, повторяла одни и те же слова, заставляла думать об одном и том же.

Ночь, поле, снег. Ледяной сугроб. Черное небо над головой. Холодно. Холодно. Спать, спать, спать. Но нельзя закрывать глаза. Надо смотреть вверх. Там в полнеба желтый циферблат с огромными стрелками. Нужно проснуться, когда обе стрелки будут на двенадцати. Стрелки на двенадцати. Нужно проснуться. Обязательно проснуться в двенадцать. А сейчас так холодно. Холодно. Холодно. И так хочется спать. Спать! Спать!! Спать!!!

Евгений, как однажды выразилась его дочка, «мертвячил». Причем всего второй раз за последние годы мертвячил по максимуму, — шесть часов. Он понимал, что может не проснуться, если его попытаются вывести из комы уколами, но решил рискнуть. Лучше умереть, чем подставить ее.

Он спал и не чувствовал, как его пинали, кололи иглой. Он ничего не слышал. Не слышал, как Савельев бессильно скрежетал зубами, глухо материл его и врача, а потом прошел к столу и сел, обхватив голову руками.

В это время в комнату без стука вошла женщина. Широко распахнутыми глазами она смотрела на лежащее посреди комнаты безжизненное тело Евгения.

— Что такое? Кто пустил? — рявкнул Савельев.

Анастасия Александровна сделала несколько шагов к столу, оставив за спиной человека в белом халате, уставилась на гэбиста, приподняла обе руки на уровень груди, сжала кулаки, потом выбросила из кулаков указательные пальцы, скрестив их перед собой.