Владелец лучшего клуба для геев - [8]

Так что надо платить. Ну, мы тут тоже не чужие, – попробовал что-то сказать Гога. – Нас тут, в принципе, знают. Кто тебя знает, /брат?/

– выкрикнул второй, сжимая кулаки, но четвертый взял его за локоть, мол, спокойно, Лёня, спокойно, они сами не знают, что творят. – Ну кто тебя знает? Ну как кто? – попробовал потянуть время Гога. – Я по гипсокартону вообще работаю, у меня знакомые на Балашовке плюс зацепки в налоговой. Братья Лыхуи опять же… Что? – заревел второй, и Гога сразу понял, что про Лыхуёв можно было не вспоминать. -

Лыхуи?! Эти лохотронщики?!! Да они у нас, в “Супер-ксероксах”, взяли партию старых принтеров и перепродали их каким-то мудакам из

Тракторного! Сказали, что это копировальные машины нового поколения!

А те спихнули их в ментовскую академию, оптом, с нашей гарантией. Мы еле отмазались!!! Лыхуи!!! Лыхуи!!! – второй рвал на себе синюю спортивную куртку и выкрикивал на весь клуб проклятую фамилию. Не только, – добавил Сан Саныч, лишь бы что-то добавить, – мы еще в исполкоме… Что?! – не дал ему закончить второй, похоже, он вправду обиделся. – В каком исполкоме?!! Ты хочешь сказать, что вас тоже крышует исполком?!!! Ты отвечаешь за свои слова?!!!! Четвертый решительно полез в карман за оружием. Ну все, подумал Гога, лучше бы меня убил красноярский омон, не так противно было бы. Все четверо двинулись к столу, заняв собой полкомнаты. И выглядело все таким образом, что ни Гоге Ломая, ни тем более Сан Санычу в этой ситуации ничего, кроме тяжких телесных повреждений, ждать не приходилось.

И тут открываются двери и в кабинет входит Славик, радостно улыбаясь и маша, как веером, какими-то ксерокопиями. Четверо застыли на месте с занесенными кулаками. Гога медленно опустился на стул, Саныч зажмурился и нащупал в кармане телефон. Все повернулись к Славику.

Привет, привет, – закричал Славик, не замечая общего напряжения, – всем привет! Он подошел к Гоге и пожал ему ватную руку. Партнеры? – радостно показал он Гоге на четверку и, засмеявшись, пожал руку крайнему, тому, который был в синем. Вот! – победительно крикнул он и бросил перед Гогой кипу ксерокопий. Что это? – выдавил из себя

Гога. Разрешение! – победно крикнул Славик. – “Вышиваны рушнички”!

“Вышиваны рушнички”? – недоверчиво спросил Гога, “Вышиваны рушнички”? – подошел Саныч и заглянул в документы. “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, – испуганно зашептали четверо, пятясь к выходу. “Вышиваны рушнички”! – победно повторил Славик и, наклонившись к Гоге, деловито заговорил: – Значит, так, Георгий

Давыдович, с пожарниками все улажено, переводим через их счет, я все прикинул, берем налом и списываем как коммунальный долг, – он нервно засмеялся, резко оборвал смех и, повернувшись к четверке, строго спросил их: – Вы что-то хотели, товарищи? Гога тоже вопросительно посмотрел на четверку, не решаясь задать им тот же вопрос. Брат, – заговорил наконец второй, застегивая на груди молнию синей куртки, – так вас что, в натуре губернатор крышует? Да-да, – нетерпеливо ответил ему Славик и опять зашептал Гоге: – Недостачу спишем на детские хоры, я пробивал через управление, они проведут это через квартальний отчет как целевой одноразовый платеж детям-сиротам.

Четверка неуверенно толклась возле дверей, не зная, что им делать.

Четвертый старался отдать обрез третьему, но тот отчанно отпихивался. Что, уже уходите? – повернулся Славик к четверке. -

Георгий Давыдович, мы, кстати, приглашаем товарищей на “Вышиваны рушнички”? “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, – застонали четверо и начали выскальзывать из кабинета. Когда двери за ними закрылись, Гога глубоко выдохнул. Дай папиросу, – обратился он к

Славику. Славик вытащил свои голимые и протягнул Гоге. Гога схватил папиросу дрожащими губами, Славик предупредительно поднес спичку.

Босс затянулся и тут-таки закашлялся. А что случилось? – не понял

Славик. Славик, – обратился к нему Гога, – вот ты человек с биографией, да? Ты двадцать лет в шоу-бизнесе. Ты знаешь этого, как его… гребенщикова, – подсказал Славик. Ты организовывал харьковский концерт ю-ту, ты работал с пионерами. Скажи мне – бог есть? Есть, – сказал Славик. – Безусловно есть. Но это не имеет никакого значения.

В “Бутерброды” забежала Вика, – привет, пидоры! – крикнула она компаньонам, которые одиноко сидели за столиком. Гога хмыкнул, о’кей, сказал он напарнику, я домой. Я все закрываю, пообещал Саныч.

Ну, понятно, засмеялся Гога, и, опасливо пропустив Вику, вышел на улицу. Где пропадала? – спросил Саныч. Тебе какое дело, – ответила

Вика. Где пирсинг? – поинтересовался Саныч. Продала, – ответила

Вика. Потом они пили водку, Вика плакала и жаловалась на жизнь, сказала, что разошлась со своей подружкой, что та свалила из страны, навсегда. А ты чего осталась? – спросил Саныч. А ты? – спросила его в свою очередь Вика. Ну, у меня бизнес, – сказал он. – К тому же я языков не знаю. Она тоже не знает, – сказала Вика, – она актриса, у нее язык тела, понимаешь? Не совсем, – честно ответил Саныч. Слушай,

– спросила его Вика, – вот тебе почти тридцать. Почему ты не женился? Не знаю, – сказал Саныч, – я бизнесом занимался. У меня три ранения. Плюс сломана рука. Найди себе какого-нибудь гея, – посоветовала Вика. Думаешь, поможет? – засомневался Саныч. Вряд ли,