Вкус жизни - [25]

Чтобы чаще бывать дома, он перешел работать на паром – два дня в море, одна ночь дома. Ревность буквально душила его: «Я в море, а она с кем-то по кабакам ходит! Может, и ребенок не от меня».

Если мужчина в сорок восемь лет становится отцом, это превращается в смесь отцовских чувств с чувствами, близкими дедушкам. Сергей очень изменился. Он почти перестал замечать ее. Приходил домой, вначале брал на руки сына, потом гладил кошку и только после этого приветствовал жену стандартным поцелуем. Ее это бесило, она начинала ревновать его и к кошке, и неизвестно к кому. Вскоре они стали спать в разных комнатах.

Жена его брата между прочим намекнула ей, что на его новом пароме ходит в море много женщин. И все в ней забурлило.

Они почти перестали разговаривать, так, о самом необходимом. Иногда ее нервы сдавали, она закрывала ладонями глаза и плакала.

Возвращаясь из рейса, он не сразу спешил домой, заходил в бар на морском вокзале и пропускал с коллегами пару-тройку стаканчиков виски. Он не мог больше так жить, надо было что-то менять.

В день святого Валентина все бегут поздравлять своих возлюбленных, а если их нет, то просто порадоваться за тех, кто влюблен, и опрокинуть рюмку-другую.

Он пришел домой без цветов, поиграл с кошкой, походил по комнате и, решившись, сказал ей:

– Пойдем посидим где-нибудь.

Она долго прихорашивалась у зеркала и когда убедилась, что все в идеале, вышла из своей комнаты.

Они смотрели друг на друга сквозь пламя свечи на столе и не знали, о чем говорить. Наконец Сергей собрался с духом и сказал:

– Долго мы с тобой никуда не выходили.

Она пожала плечами:

– Так ты меня никуда и не выводишь.

– Но кое-кто ведь тебя выводит, – напрямую врезал Сергей. – Мы должны во всем разобраться раз и навсегда.

Со стороны были видны ее растерянное лицо, удивленные глаза. Он жестикулировал и горячо что-то говорил. Внезапно их роли поменялись, его лицо приняло извиняющееся выражение, говорила что-то она. Она попыталась уйти, но он ее взял за руки и, оправдываясь, что-то объяснял.

Домой они возвращались на такси, у нее на коленях лежал большой букет роз, он держал ее за руку и боялся отпустить.

«Странные эти мужчины: два года молчал, выкручивал свою душу, чтобы потом узнать, как я с его братом несколько раз пила днем кофе», – думала она.

«Странные эти женщины: нет чтобы сказать, что пила с моим братом кофе, два года молчала, а может, не только кофе пила», – думал он.

И так продолжалось всю жизнь.

Соседи

Если у вас никогда не возникало желания плюнуть на балкон своему соседу снизу, если он терпеливый бедолага и спокойно сносит ваш слоновий топот по ночам, тихонько подпевает громогласным песням, которые вы затягиваете со своими друзьями после полуночи, болеет вместе с вами на спортивных телепередачах и с интересом прислушивается к игре ваших детей на фортепиано, радуясь за них, – значит, или вы лгун, или вам несказанно повезло.

Когда эта удивительная семья оказалась нашими соседями снизу, мне они очень понравились – доброжелательные и вроде приятные люди. Мы регулярно раскланивались, встречаясь в подъезде, справлялись о делах, погоде и прочей чепухе. Казалось, ничто не нарушит этих добрых отношений. Если бы не злополучная кровать… как-то его жена встретилась в подъезде с моей половиной. И, нахмурив свои выщипанные брови, с видом школьной учительницы объявила:

– Вы знаете, вы с мужем очень скрипите по ночам своей кроватью.

Моя Лорита оцепенела лишь на секунду, но тут же парировала:

– А вы не прислушивайтесь, скрипите тоже, – повернулась и пошла к лифту.

Так была объявлена война. Вначале мы еще говорили друг другу «Здрасьте» сквозь зубы и с кривой улыбкой. Но потом и это кончилось. Мой младший сын набил рожу их интеллигентному мальчику Петеньке, который был на три года его старше. Ну, как обычно бывает, к этому происшествию сразу подключились родители, и отец помог Петеньке надавать тумаков моему сыну.

…Моя жена распялась в проеме двери, не выпуская меня на разборки с «ихним папкой». Мои угрозы разлетались по всей квартире, ударялись о стены, потолок и, отскакивая, через пол проникали в уши наших соседей. От того, что я наобещал им сделать, мне самому потом стало страшно, но в тот момент я их уже просто засолил в бочке из-под капусты. Потом, как и положено любому горячему предмету, я остыл и лег спать.

Этой ночью я вел их на расстрел к волчьему оврагу. Они молили меня о пощаде. Его жена валялась у меня в ногах, обещая все что угодно за сохраненную жизнь. Он попросил не завязывать ему глаза. Я с легкостью это пообещал. Но в последний момент у меня дрогнула рука, и я поставил условие – переехать на другую квартиру. Он не согласился. А мне во сне так захотелось в туалет, что действие прервалось. Я соскочил с кровати и потрусил к горшку. Когда же снова провалился в сон, оказалось, что уже я стою на краю оврага, а он лыбится, убийца, заряжает винтовку и вот-вот выстрелит, гад. Но я, слава богу, перед сном напился воды, и снова с кровати скок – и был таков.

Утром мы столкнулись с ним в лифте. У него на голове была смешная узбекская тюбетейка. «У, душман», – подумал я про себя. Но головой в знак приветствия кивнул. Он мне тоже кивнул, и его тюбетейка соскользнула на нос. Я улыбнулся. Он улыбнулся тоже.