Вкус греха. Долгое прощание - [28]

— Но почему? — вскрикнул он.

— Потому что ты, Митя, — фальшивый человек. Я не знаю, где ты был, и никогда не узнаю… Но так, как ты поступил со мной, бессердечно и подло… — Она села в кресло и заплакала. Это уже легче! Слезы всегда разбавляют сухость злобы. Они разводят до нужной размягченной кондиции жертву… Теперь можно начать выкручиваться.

— Ты зря обижаешь меня и обвиняешь в несуществующих грехах, — сказал он ровным голосом, в котором все же проглядывала обида, — сейчас ты все узнаешь. В редакции мне пришлось «поставить», но там оказалось неудобно, и мы переместились в Дом журналистов. Мне было неудобно отказать, если ты, конечно, не понимаешь… Домой вез меня парень из редакции на своей машине, он нарушил — на красный свет поехал! Ну и разбирательство, еще ко всему прочему, началось. Хотели у бедняги права отобрать, запашок-то ведь чувствовался… А ты черт-те что выдумываешь!

Если бы Нэля умела молиться!

Она бы брякнулась тут же на колени и долго била поклоны и благодарила Бога за спасение в пути… За спасение в любви. Но она не умела этого ничего и просто тихо поворчала, что так и думала, всегда он попадает в какие-то истории. И заключила это все обыденным, таким милым и домашним вопросом:

— Ужинать будешь? Пироги уж остыли совсем…

— Нет, — ответил Митя. — Пойду лягу.

Он был настолько опустошен, что едва мог двигаться. Прошел в спальню и, не раздеваясь, рухнул на постель. Нэля опять поворчала насчет мальчишества, легкомыслия, стащила с него ботинки, брюки, пиджак и заботливо укрыла одеялом.

Днем Митя улетел.

И буквально на следующий день позвонил забытый всеми Анатолий.

Нэля не узнала его, и когда он наконец назвался после длинных кокетливых напоминаний, вдруг почувствовала недовольство: он был ей не нужен, полной Митей, своей беременностью, отъездом… Поэтому разговаривала с ним суховато и без интереса. Он это почувствовал и разозлился. Сказал, что вообще-то он звонит Мите…

Нэля ответила, что Митя утром улетел.

Анатолий помолчал, переваривая новость, и сказал, что у него есть небольшой разговор. Если можно, то он приедет.

— Ну, хорошо, приезжайте, я, правда, вся в сборах…

— Ничего, я ненадолго, — заверил Анатолий.

Нэля сердито начала приводить квартиру в порядок, но снова раздался телефонный перезвон. Опять Анатолий!

Он сказал, что подумал и понял, что не с руки принимать гостей, когда предотъездная суета… Придется им, к его огромному сожалению, обойтись телефоном.

Нэля так обрадовалась, что радостно сказала, что очень бы хотела с ним повидаться, да и Митя тоже, но они почти весь отпуск провели в разъездах, а теперь вот его вызвали…

— Вызвали? — с какой-то затаенностью переспросил Анатолий. — А что, неприятности?..

— Нет, отчего, просто там какая-то необходимость, я, честно говоря, не вникала… — И вдруг забеспокоилась, почему это Анатолий сказал о неприятностях?.. Может, Митька ей не сказал? А сам знал, что летит на экзекуцию? Но почему там? Должны бы здесь сказать… Но кто их всех знает, — Нэля в этой дипработе ничего не понимала и, растревожась, спросила: — А что, вы что-нибудь слышали?

— Да нет, — малость струхнул от своего намека Анатолий. — Очень уж озлился на удачливого Митьку, а он так и сидит здесь… — Я так спросил. Если б неприятности, зачем туда вызывать, все здесь скажут.

Нэля переменила тему:

— А как ваш малыш? Кто у вас?..

— Девочка, — ответил Анатолий, внутренне корежась и произнося про себя совсем не такие словечки!.. Твой Митька папашка, хотелось сказать ему, и не по телефону, а так, лично, и посмотреть, как эта заносчивая Нэлька на задницу плюхнется. Нельзя. Надо гнуть свое.

И он начал:

— Да, хорошо бы опять вместе попасть! Все же старые знакомые. Я слышал, там много новых, почти весь костяк поменялся… Опять начинать все сначала, но Митя — коммуникабельный, — выпевал Анатолий, а про себя: кобель он драный… — Нэля, мы так и не сходили в ресторан, а я ведь часто звонил, — но никто трубку не брал… может, в эти дни?

— Нет, — твердо ответила Нэля.

Во-первых, ей действительно некогда, а во-вторых, она помнила, как поддалась чарам Анатолия в его нью-йоркской квартире, и вовсе не хотела унижать Митю и идти с чужим мужиком, да который еще нравился когда-то! Мите своему она не изменит даже в малом!

— Никак у меня не получится, — добавила она извинительно, и вроде бы разговор как-то подошел к концу, но Анатолий не сказал главного, из-за чего и позвонил, и набрался с духом:

— У меня к Мите был деловой разговор, но раз уж его нет, то…

— А в чем дело? — с живостью откликнулась Нэля — ей хоть как-то хотелось загладить свой резкий отказ.

— Да нет, Нэлечка, это я мог сказать только Мите…

— А мне что — нельзя? — вроде бы обиделась Нэля, а сама сгорала от любопытства.

— Почему? Можно, но неловко как-то, — заканючил Анатолий.

— Давай, давай, — вдруг на «ты» обратилась она к Анатолию, и он обрадовался, потому что, пока она ему «выкала», — все было не дружески, очень далеко и официально. — Между товарищами тайн нет.

— Понимаешь, Нэля, я хотел, чтобы Митя там поговорил с Виктором Венедиктовичем насчет меня. Здесь нам жить невозможно. Ребенок, я, Ритка и еще тещенька, знаешь, какая она у меня? — пьяница, целыми днями во дворе в карты режется, и все мы в ее квартире! Представляешь? А стоит сказать, как тут же крик: вы у меня живете! Извольте терпеть. Я собираюсь купить однокомнатную, но пока денег не хватает. Ладно, Нэль, навешал я тебе… но сама захотела.