Византия - [86]

Так вот, заехав в Румынию, мы оказались в той самой провинции Мармарош, где жене с дочкой приглянулась бижутерия с местными «диамантами». До настоящих алмазов, понятно, далеко, но камушки красивые, особенно под солнечными лучами. В эти времена в Эстергоме хрусталь оказался не хуже. Я отобрал самые крупные и прозрачные кристаллы, отдав за них в полтора раза меньше, чем пришлось заплатить тому швабу в Саарбрюккене. Видимо, потому что предложение больше, и производитель сравнительно недалеко. На этом с покупками было покончено, и мы с навьюченной Пегой покинули Эстергом, вернувшись к нашим палаткам.

До заката ещё оставалось время, и мы с Роландом и близнецами, одевшись в парадное и прихватив подарки, решили нанести визит вежливости нашему графу, чей шатёр также обосновался на холме, но чуть ближе к городским стенам. Как только ему доложили о нашем прибытии, тут же велел провести нас внутрь. Похоже, Гильом в этот момент ужинал со своими ближниками, а может, это был запоздалый обед. Вытирая жирные пальцы кружевной салфеткой, он широко улыбнулся:

— До меня доходили слухи о ваших приключениях в Германии, но смотрю, вы вполне живы и здоровы, и одежда на вас не хуже графской.

— Что вы, Ваше сиятельство, — приложил я ладони к груди, — уверен, в вашем гардеробе найдутся наряды, по сравнению с которыми наши не более чем одежда нищего.

Видно было, что я польстил графу и, не желая отвлекаться на пустые разговоры, я сразу перешёл к делу. Взяв у Эриха прямоугольную резную шкатулку, в которой лежала подзорная труба. а у Ульриха рупор, я с поклоном протянул их Гильому.

— Ваше сиятельство, позвольте вручить вам скромные дары от нас с моим другом Роландом дю Шатле.

— А что это? — спросил тот, открывая крышку шкатулки.

— Зрительный прибор. Давайте выйдем наружу, здесь вы в него ничего толком не увидите.

Всей толпой мы покинули шатёр. Демонстрация подзорной трубы произвела на графа, и на его друзей неизгладимое впечатление.

— Вон, смотрите. — тыкал пальцем граф в сторону небольшого леска, второй рукой держа трубу у глаза, — там шевалье повалил маркитантку на траву и задирает подол её платья. Это, кажется… Да, точно он, де Браво́, ну помните, тот самый, что прошлым летом напился и упал в канаву с дерьмом.

— Где? Не вижу! — восклицали молодые дворяне, и граф передавал им трубу, после чего следовала новая серия восторженных криков.

Я объяснил, что труба может и должна в первую очередь использоваться в военных целях. В неё можно разглядеть противника на расстоянии, неподвластном человеческому глазу.

А затем заявил, что граф может со своего места докричаться до этого де Браво́, если воспользуется рупором. Тот мне сначала не поверил, но затем всё же решил его апробировать.

— Эй, де Браво́! — заорал Гильом, не отрывая глаза от окуляра. — Там канавы с дерьмом поблизости нет случайно?

А спустя несколько секунд от души расхохотался:

— О, друзья, вы бы видели, как он переполошился!

Судя по поднявшейся в лагере суете, переполошился не только несчастный де Браво́.

— Это настоящая иерихонская труба! — восклицал Гильом, воздев вверх рупор, чьи бока в лучах заходящего солнца отливали багряным.

— А самое главное, что, благодаря этой трубе, можно управлять своим войском, — заметил я.

— И правда, — поддакнул один из молодых дворян с проблесками интеллекта на челе, — на поле боя такая штука может оказаться очень полезной.

Все согласились с этим утверждением. Гильом ещё немного покричал в трубу, и по ходу пьесы до собравшихся внизу стало доходить, откуда доносится звук, и кто его источник. Некоторые даже стали подтягиваться к нам, желая поближе рассмотреть, что это за штуковина такая, позволяющая быть столь громогласным, так что охране графа пришлось отгонять самых любопытных. Среди прочих любопытными оказались четверо проезжавших мимо на мулах церковников, из них трое довольно высокопоставленных, судя по облачениям и епископским посохам. Этих, понятно, никто не гнал, граф поклонился духовным особам, как и положено доброму католику. Мы последовали его примеру, после чего Гильом представил нас друг другу. Церковники посмотрели на нас с интересом, но в разговоры вступать не стали, проехав дальше, по своим делам.

Пребывающий в эйфории Гильом тут же заявил, что дарует нам с Роландом по куску земли в графстве Овернь. Грамоты на пожалованные земли графский канцлер выписал сразу, и граф, подписав и приложив свою печать, отдал их нам. А вот инвеституры, то есть официального ввода во владение, придётся ждать до возвращения из похода.

Тут же, воспользовавшись моментом, я завёл речь о нобилитации близнецов. То есть возведении их в дворянское звание, на первую ступень. На представление их родословной и подвигов у меня ушло не больше пяти минут — я старался излагать кратко, только по сути. Роланд подтверждал мои слова. Граф, всё ещё пребывающий в эйфории после моих подарков, не имел ничего против, если в его воинстве парой экюйе[22], да ещё таких сильных и храбрых, станет больше. Сам тут же и возвёл счастливых Эриха и Ульриха в дворяне, подписав соответствующие бумаги и опоясав парней мечами. А те преподнесли Гильому по 30 безантов. Ребята могли позволить себе такую роскошь. После того, как они присоединились к нам с Роландом, их благосостояние увеличилось не то что в сотни, а в тысячи раз. На счету каждого из братьев в тамплиерском «банке» серебра и частично золота лежало значительно больше их собственного веса. И отдать малую часть за право именоваться дворянами с перспективой дальнейшего роста — это, скажу я вам, сущий пустяк.