Византия - [134]

Эврар выслушивал мои идеи с интересом, чувствовалось, что они созвучны его мыслям. Подозреваю, потом он всё это обсуждал со своими — надо же предложить Ордену адекватную замену «банковскому бизнесу».

Кроме того, мы говорили о санитарной обстановке в армии, которая постепенна улучшалась. С великой руганью, скандалами и неохотой, но крестоносцев приучали справлять нужду в специально устроенных отхожих местах, принуждая «рублём», в смысле денье или пфеннингом, либо ливром или маркой, в зависимости от положения. Большинство участников похода ожидаемо душила жаба платить за право гадить где попало. А штрафовали за это сюзерены своих вассалов без всякой жалости. К тому же, с подачи кайзера и нашего короля, распространилась фраза: «Хочешь быть свиньёй — плати!». Даже среди тех, у кого хватало денег, становилось всё меньше желающих признавать себя свиньёй.

Ну и экскурсии к «микроскопам» с лицезрением ужасных микробусов тоже сыграли свою роль. Всё больше распространялись кипячение воды, мытьё рук, импровизированные бани, прожарка одежды от всякой живности, а также самогонные аппараты, дававшие спиритус, популярный не только в медицинских целях. Хотя аппаратами смогли обзавестись только крестоносцы побогаче, а также церковники. Последним я задвинул и активированный уголь, как фильтр для воды и средство от желудочно-кишечных проблем. После проведённых испытаний священники и монахи начали активно распространять в армии активированный уголь, который они с моей подачи назвали «угольками Святого Януария». А ещё крестоносцы активно скупали у прибрежных жителей лекарственные растения и прочие народные снадобья, тем более что стоили они гроши. Всё это привело к постепенному сокращению заболеваний в армии. Уже во время путешествия мимо Олтении это было замечено, и увеличило авторитет новых санитарных правил.

Иногда к нашим посиделкам с магистром Эвраром присоединялся его родич Этьен де Бар. Граф-епископ Меца и давний друг аббата Клерво, как оказалось, тоже был предупреждён Бернаром на мой счёт. Его особенно интересовали будущие ереси, которые должны через несколько веков расколоть Римскую Церковь. Особенно его поражало, что множество монархов и дворян отвернулись от Рима, и он задавался вопросом, почему это произошло, и как этому можно помешать. Я ответил, что главной заманухой для правителей и аристо была возможность прибрать к рукам церковную недвижимость, и что единственное средство против этого, сыграть на опережение, раздав церковные земли в лен[47] дворянам, обязав их за это защищать Церковь, в том числе и от ересей. На опасение кардинала, не откажутся ли получившие церковные лены от своих обязательств, я ответил, что феодальное право предусматривает случаи, когда вассал отказывается служить, и что на их место найдётся очень много желающих, которые, получив землицу, с удовольствием дадут ослушникам пинка.

Ещё я предложил кардиналу де Бару создать новый орден для ухода за ранеными и их охраны, добившись решения Папы, лучше всего подкреплённого церковным собором, по которому все католические властители должны признать нейтральный статус Ордена и неприкосновенность его госпиталей. Я предложил не делать орден монашеским, чтобы в него могли поступать и миряне, включая и женщин, так как не все, кто хотел бы помогать раненым, желают принять сан. Для предполагаемого Ордена я придумал название «Орден Красного Креста». У Этьена де Бара идея вызвала большой энтузиазм, он сразу сообразил, какой авторитет такой орден получит у людей воинского звания, от простого наёмника до короля. Он активно взялся за подготовку устава проекта орденского устава, чтобы представить его Папе.

Набравшись смелости, я пожаловался епископу Меца на порядки в его диоцезии, а именно в Саарбрюккене, где его подчинённый и духовник местного графа едва не сжёг меня на костре по бредовым обвинениям. Этьен де Бар был очень удивлён, и это была не игра. Похоже, брат Енох и правда действовал за его спиной. Что же за интриги крутятся в епископстве Мецском? Впрочем, в какие-то разговоры по этому вопросу кардинал-диакон Санта-Мария-ин-Космедин вступать не стал, только, сверкнув глазами, буркнул:

— Разберёмся!

Ох не завидую я тем, с кем он будет разбираться по возвращении в Мец!

На следующий день, когда Эврар де Бар пригласил меня на обед с верхушкой Ордена, я прихватил лютне-гитару, и отправился на судно магистра. Тамплиеры смотрели с интересом, всё же я стал довольно известен в армии, особенно после дуэли с графом Неметуйвари. Интересно, он уже уехал из Венгрии поправлять внешность у нынешних «пластических хирургов»? И куда? Когда трапеза закончилась, зашёл разговор о нововведениях, появившихся с моей подачи, в частности «моих» песнях. Тут уж хочешь-не хочешь пришлось взять слово:

— Я не трубадур, благородные тамплиеры, хоть некоторые меня так и называют. Просто иногда пою, когда получается. Но сегодня у меня есть песня, которую я хочу посвятить рыцарям Храма. И после благосклонной улыбки магистра, под любопытные взгляды тамплиеров, я тронул струны и запел песню Альвар «Я не вступаю в безнадёжный бой», в которой заменил некоторые слова, звучащие сомнительно для Средневековья: