Византиец - [35]
Н. опустился на колени. Он давно уже приучил себя молиться по-латыни. Но в этот раз интимно-торжественные слова молитвы «Те deum laudamus te dominum» особенно проникали, особенно отвечали его сокровенному настрою.
Н. мог позволить себе зажечь камин, помыться, чего-нибудь поесть, даже поспать час-другой. А потом надо было садиться за стол и писать письмо Виссариону. Такое письмо, из которого кардинал понял бы, что действительно лишится своей любимой библиотеки, если убьет Н. Письмо вышло довольно жесткое.
«Ваше Высокопреосвященство, — писал Н. в своей обычной почтительно-деловой манере. — Пишу к Вам, чтобы просить помощи. Только Вы можете мне помочь. Вчера на меня было совершено покушение. Милостью Божьей мне удалось избежать смерти. Исключительно на счет божественного провидения отношу, что на мне оказалась кольчуга. Но расскажу по порядку.
Когда вчера вечером, довольно поздно, я возвращался домой, неожиданно на меня со спины напали трое, вооруженные клинками. Мне удалось заколоть одного из них. Потом появилась стража, и они убежали. Я тоже не стал дожидаться. Что меня настораживает, Ваше Высокопреосвященство, — это были не грабители. Это были настоящие, профессиональные наемные убийцы. Они не ругались, не требовали денег, не предупреждали. Они ударили первыми, со спины и наверняка. Если бы не кольчуга, я не успел бы даже обернуться. У меня такое впечатление, что это нападение связано с нашими с Вами делами.
Ваше Высокопреосвященство, видимо, кому-то очень не хочется, чтобы мы с Вами продолжили осуществление нашего плана по организации замужества Зои с великим князем Московским. Догадаться, кто эти люди, кому невыгодно завершение объединения церквей и подключение Руси к крестовому походу против Турции, нетрудно. Но меня больше настораживает момент, который они выбрали для удара. Через несколько дней после ареста Платины и других наших друзей.
Моя преданность Вам хорошо известна. Все знают, что, как бы меня ни пытали, я все равно никогда ничего не скажу против Вас. Но у меня в соответствии с Вашим распоряжением остается часть Вашего архива. Если со мной что-то случится, она может попасть в руки Ваших недругов.
Конечно, Вы великий кардинал, один из отцов церкви. В Вашей переписке по определению не может быть ничего предосудительного. Однако в архиве остались письма, которыми Вы обменивались с арестованными. Письма, в которых Вы советовались по поводу перевода и толкования книг. Если бы Ваши недруги захотели отнять у Вас Вашу библиотеку, они могли бы попытаться воспользоваться этими документами.
Этого допустить нельзя. Ваша библиотека — это не только Ваше личное достояние. Она принадлежит греческому народу. В этом собрании сконцентрированы наша история, наша традиция, наша культура, наша церковь, наша вера. Простите, что я смею высказываться об этом, но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы это бесценное собрание попало в чужие руки.
Ваше Высокопреосвященство, вмешайтесь, не позвольте лишить нас, греков, нашей национальной святыни — библиотеки Виссариона.
Завтра я выезжаю к Вам. Рассчитываю, что доберусь живым. И прошу Вас, помолитесь за меня, когда получите это письмо.
Ваш верный слуга Н.».
Н. тут же по привычке быстро сделал копию с письма. Оригинал же послал с надежным гонцом в Витербо, где кардинал лечился на водах. К концу дня Виссарион должен был получить письмо.
Сразу после этого Н. приступил к написанию письма папе. В нем со всем смирением, как бы обращаясь со смертного одра (собственно, так оно и было бы, поскольку письмо должно было быть передано адресату только в случае смерти Н.), он информировал святого отца об опасных связях Виссариона с заговорщиками и, в частности, о том, что знаменитая библиотека Виссариона, которую тот всячески превозносил как средоточие греческой мудрости, на самом деле представляла собой не что иное, как тайное собрание запрещенных книжек, откуда вольнодумцы-безбожники черпали свои еретические идеи. В заключение Н. объяснял, каким образом можно найти оставляемый им со смиреннейшим почтением на усмотрение Его Святейшества небольшой архив, в котором содержались материалы, проливающие свет на это темное дело.
Затем Н. принялся кодировать свое послание шифром, которым, как он знал из надежных источников, владел папа Павел II. Конечно, это был не очень трудный шифр, но все-таки он представлял собой определенную гарантию того, что письмо не будет преждевременно прочитано теми, у кого Н. собирался его оставить.
Н. снял копию с письма и повез его. На этот раз Н. взял с собой двух телохранителей — рисковать без нужды не хотелось. К тому времени у него уже появились свои клиенты из рядов подававшей надежды, но нищей молодежи. Н. должен был во что бы то ни стало остаться в живых ближайшие полтора-два дня до встречи с Виссарионом. Там многое прояснилось бы.
На следующее утро в сопровождении все тех же телохранителей Н. отправился в Витербо.
Разговор с Виссарионом получился на удивление ровный и спокойный. Старый кардинал в очередной раз продемонстрировал, что церковь — это великая школа, возможно, самая великая в мире. Нет, он не принял предложенную ему игру. Он постарался снова занять место хозяина. Даже в проигрыше этот человек оставался гением.
Политика создает историю, и политика же ее разрушает… и никого не щадит. Даже жизнь почившего гения может стать разменной монетой в этой игре с высокими ставками… Стремясь усилить свои позиции на мировой арене в разгар холодной войны, наша держава заигрывает с русской диаспорой на религиозной почве и готовит первый шаг к сближению – канонизацию Н. В. Гоголя. Советскому разведчику, много лет прожившему в Европе, поручено найти в Италии и уничтожить секретные свидетельства о жизни великого русского писателя.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.