Витязь в барсовой шкуре - [5]

По убитым плачет кто-то. И о раненых забота.

Молвил царь: «Пришла работа. Видно, злой нас рок настиг».

Он сказал: «Всех дней теченье было только наслажденье.

Бог изведал утомленье — видеть счастье без конца.

Вот и стал восторг обманен, — как и все, непостоянен, —

Я всевышним насмерть ранен, отвратил он свет лица».

Так вернулся он, угрюмый, затенен печальной думой.

Вмиг забыты были шумы состязаний и пиров.

Стон кругом сменялся стоном. Грусть царя была законом.

Не приученный к препонам, дух легко упасть готов.

Ото всех сокрытый, в дальней царь сидел опочивальне,

Размышлял он все печальней, что погас веселья свет.

Видел только Автандила. Все рассеялись уныло.

Арфа вздохи не струила, стук не слышен кастаньет.

Тинатин о той потере счастья слышит. В полной мере

Чувство в ней. Она у двери. И к дворецкому вопрос:

«Спит ли он или не спит он?» Тот в ответ: «В тоске сидит он.

И ни с кем не говорит он. Стал он темен, как утес.

Автандила лишь как сына приняла его кручина.

Витязь в этом всем причина, странный витязь на пути».

Тинатин рекла: «Уйду я. Но коль спросит он, тоскуя,

В тот же час к нему приду я, как велит к себе прийти».

Царь спросил: «Где та, в которой ключ живой, что точит горы,

Свет любви, что тешит взоры?» Был ответ ему тогда:

«К бледной, к ней, достигло слово, что печаль в тебе сурова.

Здесь была. И будет снова. Лишь скажи, придет сюда».

Царь сказал: «Скорей идите, и ко мне ее зовите.

Лишь в одной жемчужной нити красота всегда светла.

Пусть отцу вернет дыханье. Пусть излечит тоскованье.

Ей скажу, о чем терзанье, отчего вдруг жизнь ушла».

Вняв отцовское веленье, Тинатин, как озаренье,

Полнолунное виденье, перед ним блестит красой.

Он ее сажает рядом, смотрит полным ласки взглядом,

И целует, и к отрадам вновь открыт своей душой.

«Почему не приходила? Или звать мне нужно было?»

Дева кротко возразила: «Царь, когда нахмурен ты,

Кто дерзнет к тебе явиться? Пред тобой и день затмится,

Пусть же ныне разрешится этот скорбный дым мечты».

Он сказал: «Родное чадо! Быть с тобой моя услада.

Грусть прошла, ты радость взгляда, точно зелья ты дала,

Чтоб рассеять муку властно. Но, хоть я терзался страстно,

Знай, не тщетно, не напрасно мысль к печальному ушла.

Повстречался мне безвестный витязь юный. Свод небесный

Был красой его чудесной словно радугой пронзен.

Я не мог узнать причины слез его, его кручины.

Хоть в красе он был единый, но меня разгневал он.

Чуть ко мне метнувши взором, вытер слезы, скоком скорым

На коня вскочил, — я спорым овладеть велел, но вмиг

Разметал моих людей он. Кто он? Дьявол? Лиходей он?

Я без слова был осмеян. Вдруг исчез, как вдруг возник.

Был ли он иль нет, не знаю. Горький ад на смену раю

Я от бога принимаю. Прошлых дней погашен свет.

Этой скорби не забуду, не бывать такому чуду,

Сколько дней я жить ни буду, мне веселья больше нет».

В голос звук вложив напева: «Соизволь,—сказала дева,—

Слово выслушать без гнева. Обвинять нам хорошо ль

Этот промысел всезрящий? Бог и к мошке добр летящей.

Если он раскинул чащи, разве в них он дал нам боль?

Если витязь был телесным, не видением чудесным,

На земле другим — известным он, конечно, должен быть.

Встанет весть, придет к нам слухом. Если ж он лукавым духом

Был и скрылся легким пухом, что ж тоской себя губить.

Вот совет мой, повелитель: над царями ты правитель.

Зри кто хочет, — где тот зритель, чтобы твой измерил свет?

Так пошли людей, — пусть ищут, целый мир пускай обрыщут.

Уж они ответ отыщут, смертный это или нет».

Царь зовет гонцов проворных, между лучшими отборных,

Чтобы в поисках дозорных не жалели ни труда,

Ни стараний, ни усилий, чтобы каждого спросили,

Где тот витязь, гордый в силе, и чтоб шли скорей туда.

Вот гонцы в далекой дали. Целый год они блуждали.

Никого не увидали, кто бы витязя встречал.

Все напрасны вопрошанья. Бесполезны их исканья.

Были долги их блужданья, — был успех их вовсе мал.

Пред царем рабы предстали. Преисполнены печали,

Так его оповещали: «Хоть искали мы везде,

Труд бесплоден был, хоть честен, — нам скорбящий лик уместен,

Никому он неизвестен. Укажи, искать нам где?»

Молвил царь: «Мне дочь сказала правду. В скорби смысла мало.

Здесь змея являла жало, — это был нечистый дух.

Мне мой враг был с неба свеян, это им я был осмеян.

Да блудит среди затей он, — чист мой взор и волен слух».

Позабыт им дух лукавый. Снова игры и забавы.

Песнопевец ищет славы. Закрутился акробат.

Юным царь велел и старым веселиться. Светлым чарам

Нет предела. Царским даром не один опять богат.

Автандил — полуодетый. Вкруг него играют светы.

Арфы звон и песни спеты. Вдруг гонец от Тинатин,

Черный раб в его покое: «Та, чей образ — лик алоэ,

Шлет веление такое: к ней иди, о, господин».

Светлой вестью очарован, Автандил встает, взволнован.

Тот наряд, что облюбован, самый лучший, он надел.

Видеть розу, быть с любимой, в том восторг незаменимый.

С красотою несравнимой быть — пленительный удел.

Автандил идет к ней смело. Ни пред кем не оробела

Мысль его. И пусть горела много раз слеза о ней,

Хочет видеть лик певучий той, чье пламя — свет горючий

Молний, рвущихся из тучи, кто горит луны сильней.

Та жемчужина жемчужин. С горностаем свет тот дружен.

Смотрит взор обезоружен. Ткань на нежной — без цены.