Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [33]
14 августа. Сегодня дороги Недели русской литературы в Белоруссии привели в Витебск. А я и участник и "отражатель"…
Записываю все подробно для телевидения и газеты, а особенно - для себя, и особенно о Михаиле Светлове, которого люблю с детства. Из автобуса он вышел последним, хотя много раз ему кричали: "Миша! Где ты?.." "Михаил Аркадьевич! Да чего Вы всех пропускаете?.." А когда наконец появился, в самом деле как-то посветлело.
На границе Минской и Витебской облаетей был митинг. Произносили речи… Светлов все время улыбался, что-то говорил, и оттого рядом стоящие начинали смеяться, npикрыв ладонями рты. В те минуты я не слышал еще ни одного слова поэта, потому что говорил он негромко и его постоянно окружали плотным кольцом, через которое невозможно было пробиться. По всей дороге до Витебска продолжалось одно и то же: на каждой встрече он отходил в сторонку и все же становился центром внимания, хотя ни одной официальной речи не произнес. На городской черте его и вовсе засыпали цветами. На встрече в театре он начал с "Гренады", а потом долго его не отпускали и он - уже на "бис" - прочел так, словно обращался ко всем и к одной единственной знакомой в этом зале: "Все ювелирные магазины - они твои. Все дни рожденья, все именины - они твои…"
Вечер еще продолжался, а я вел на телестудию группу его участников. Возбужденные, шутя и переговариваясь, совершали этот небольшой переход Николай Рыленков, Сергей Сартаков, Яков Хелемский, Павел Кустов, Максим Лужанин. Шел я рядом с Михаилом Аркадьевичем. Разговор был о Витебске, его истории. Заговорил Светлов и о Марке Шагале. Поинтересовался, есть ли картины художника в местном музее, хотя бы в запасниках. Удивился, что ничего нет…
Расселись в студии. Начали передачу. И Светлов сразу пустил по кругу записку с предложением читать только по одному стихотворению: "Жарко… Читаем по… одной… потом добавим…" Записка передвигалась быстро, и всем были ясны и предложение читать не долго и намек на то, что ожидается потом… А когда я представил слово Михаилу Аркадьевичу, он сказал, что вообще не будет говорить прозой ничего, кроме одной фразы (но она уже почти стихотворная): "Вы очень дороги мне, витебские друзья. Разрешите прочесть вам "Грейнаду"…
А потом мы снова шли по вечернему Витебску. И я подумал, что надо сохранить записку Светлова.
15 августа. Но утром записки уже не было. Она исчезла вместе с увядшими за ночь цветами, которые накануне так пышно заполняли студийные столы… А маршруты праздника привели в Полоцк. После выступления к Светлову подошел летчик и попросил подписать книгу. Но ему очень хотелось, чтобы в надписи было слово "Полоцк". Михаил Аркадьевич сперва отшучивался, отмахивался, но, уступая настойчивости военного человека, взял книгу, что-то вывел на ней и вернул читателю. Кто-то вышел вслед за летчиком, прочел автограф - и через несколько минут сидевшие за столом уже его знали: "Обещал и напишу - клятву не нарушу – коньяком лишь орошу полоцкую душу…"
После Витебска и Полоцка был вечер в Глубоком. Там, пообещав написать и прочесть стихи, если вызовут его, как в юности: "Мишка, давай!" - Светлов куда-то скрывается за кулисы, а потом под дружные крики зала, вызывающего поэта, выходит, слегка смущенный, и читает с тетрадочного листка только что рожденные строки: "Я в Глубоком сроду не был, этим шляхом не шагал. Белорусским этим небом я впервые задышал… Я себя в пути далеком буду чувствовать легко, на любой горе высоко и в Глубоком глубоко…"
28 августа. Милой моей Алёнке: "Что снится тебе - никому не известно и даже не станет известно потом… Мальчишек, я знаю, волшебным крылом касается ветер далеких созвездий… Что снится девчонкам - не знаю, понять я, что снится девчонкам, никак не могу. Наверное, платья, нарядные платья и черные шубки на белом снегу…"
28 октября. Ордер. Первая моя собственная (государственная) квартира в крупнопанельном доме на проспекте Фрунзе, 52 - две комнаты, балкон, во дворе кинотеатр "1 Мая".
21 ноября. В тематическом плане издательства - мой сборник с названием "Июнь-река", как предложил в закрытой рецензии А. Велюгин… Володя Гончаров просит быстро сделать обзор стихов, присланных в редакцию областной газеты. Сделал.
24 ноября. Закончил "Живые и мертвые" Симонова - честная книга, настоящая правда о войне. Думаю, теледиспут, который готовлю, будет как раз ко времени - 20 лет разгрома немцев под Москвой.
Вчера рано утром приехал Август Копелиович, читал мне новые стихи. Очень хочет перебраться в Витебск из своей сельской школы… Вечером - Фима Пассов, пишет пьесу о школе. А перед ним Лешка Бауло с новым рассказом "Дым". Август в моей "Книге канцелярской" оставил запись: "На раскладушке уклюжей под одеялом верблюжьим, не отводя от снов очей, я спал у Симановичей, спал хорошо я - спасибо большое!"
30 ноября. Весь день - снег, но я был "в нем" лишь с утра, возвращаясь из бани… Завтра выйду на работу - и уже не будет Ген. Шманя, который был моим старшим редактором. Он не выдержал и "самоликвидировался", написал заявление, a перед этим испортил нам всем много крови…
Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.