Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [30]

19 сентября. Лиозно. Дом культуры. Вечер поэзии (с Л. Пужлисом и В. Гончарвым).

25 сентября. Нашли квартиру и перебрались, ушли от родителей Эм… Начал писать поэму о Крынках, о школе. Есть уже начало. Среди небесно-синих незабудок взошли ромашек крохотные солнца. О станция, далекая, как чудо, ты к памяти моей скорей дотронься ветвями дорогих воспоминаний и сухонькими ветками обид - пусть сердце вновь ликует и болит, горячее, как в молодости ранней…

17 октября. На литобъединении в редакции "Віцебскі рабочы" наконец обсудили альманах "Двина", который вышел еще в прошлом году. А в редколлегии, хоть и на расстоянии, были Тарас Хадкевич и Анатолий Велюгин, ближе я и редактор Николай Споткай, который ко мне питает самые добрые дружеские чувства. Мы с ним занимались альманахом вплотную. И об этом говорили на обсуждении… "Знаешь, - сказал мне потом Споткай, - в редакции есть место… Может, хватит тебе в Крынках сидеть?.."

25 октября. Вопрос решен. Меня забирают в газету. Но заупрямилось роно: "Такой учитель нам самим нужен!.." (Я уже им очень нужен!..) Редактор Павел Белявский позвонил в облоно - и все решилось.

2 ноября. Шел дождь. И я не мог разобрать: это его капли или слезы на лицах старшеклассниц. Все, кому я преподавал, после уроков пришли меня проводить… Уже шел и оборвался мой пятый Крынковский год… Прощайте, Крынки! Прощай, школа! Прощайте, дорогие мои ученики! Я вас не забуду!.. Прошу прощенья у березки, у школы в Крынках на горе, у Пушкина и Маяковского, со мной спешивших к детворе. У поездов, пробивших вьюгу, у безымянного ручья, у всех ребят из той округи, которую покинул я, - прошу прощенья…

Витебский дневник

1959

10 ноября. Уже неделю я в областной газете. И поскольку окончил не отделение журналистики, меня сразу "бросили" на изучение азов. Считается, что я литработник. А на самом деле осуществляю связь между секретариатом и типографией, в которой сижу, стою, бегаю, изучаю шрифты и делаю то, что положено выпускающему.

1 декабря. Сегодня в полосе, посвященной 60-летию Михася Лынькова, мое стихотворное обращение к нему: "Я жил от той деревни недалеко, где родились Вы, где сосновый бор, и люди, и поляны, и дорога о детстве Вашем помнят до сих пор. А я другое часто вспоминаю: стояла школа в Крынках на горе… Я в класс вхожу - и Ваш рассказ читаю смышленой деревенской детворе"… Лынькову тогда послали письмо, пригласили приехать в родные места. Теперь пошлю ему и этот номер газеты, в котором есть и воспоминание Миши Рывкина о поездке в гости к писателю учеников 3-й школы…

20 декабря. А в общем неплохо иметь под рукой такую трибуну. Пишу с конкретными посвящениями стихи о людях труда, это находит поддержку и редактора Белявского, и особенно его зама Споткая. И стихи тут же подписываются в печать… Рядом идут портреты моих героинь… Под многими фото и шаржами тоже мои подписи на белорусском и русском.

25 декабря. Если не считать того, что произошло на учительской конференции, когда меня "чехвостили", уходящий год был для меня победным. Во-первых, я женился. И во-вторых, и в-третьих - вышли сразу две моих книжки: "Весенняя сказка" и "Волшебный луг". И в-четвертых, я уже не только живу, но и работаю в Витебске в областной газете… Появились и отклики-рецензий на книжки. Наум Кислик был первым. Его "Песні і песенькі" появились в "ЛіМе": мир как бы увиденный впервые, настоящее художественное чувство, поэтическое образное мышление, мягкость эмоциональной окраски, одушевление даже абстрактного, "очеловечение" понятий, мягкий юморок, доброжелательная улыбка, радостное восприятие окружающего мира - всем этим "наградил" меня Кислик. А его критические замечания тоже считаю разумными и доброжелательными: об отборе стихов для книжки, о "розовости", красивости, лишней умилительности… В "ЛіМе" в обзоре сразу нескольких книжек для детей обо мне высказался М. Водоносов. Пишет, что книжку сотворили как бы два автора, талантливый и неумелый, но "лучшего в книжке больше"…

1960

11 января. И вот я просыпаюсь, а в душе - как будто майский сад расцвел уже. Я знаю хорошо весны устав, но ради счастья я его нарушу: пусть яблони, на цыпочки привстав, выглядывают из меня наружу. Пусть в мир, седой от снеговой тоски, ворвется аромат, душист и липок, пусть с губ моих слетают лепестки и превращаются в тепло людских улыбок.

18 января. В Союз писателей я так и не принят… О минских делах подробно сообщает Рем в письмах. Вот что он написал 12 декабря: "Было в Союзе партийное собрание, где обсуждали творчество молодых. Там Лыньков превозносил Ивана Пташникова, а Янка Брыль - Адамчика. Поэтов, в основном, кроме Гришки Бородулина, били. И вот выступает вторым Анатолий Велюгин, который говорит: "Да гэтага часу ў Саюзе дзіўнае становішча з прыёмам маладых у члены Саюза. Нядаўна я прыйшоў да Броўкі і Калачынскага. Ёсць тут Броўка і Калачынскі? (Это он к собранию). Дык вось, пытаюся: чаму да гэтага часу не прыняты ў Саюз такі таленавіты рускі паэт, як Давід Сімановіч? А яны ў адказ замахалі рукамі: хай пачакае, яшчэ ранавата". Ну а дальше Толя разносил всех это. Его поддержали Белевич, Кириенко. А в перерыве я спросил у Шамякина, когда собираются принимать Симановича в Союз, и, если собираются, то куда сообщить его новый адрес. Шамякин говорил, что да, он обещал Симановичу вызвать его на президиум и забыл об этом, а вот теперь готовится президиум на 3 декабря, да, видно, "мы не паспеем ужо яго выклікаць"… Но адрес я все же сообщил в Союз, и там записали, Шамякин обещал к следующему президиуму подготовить… Яша написал на тебя статью и отнес Березкину в "Неман", а тот обещал прочитать и "извлечь полезное"… И еще из письма Рема (уже январьского): "… Разговаривал долго на днях с Валькой Тарасом. Его ведь тоже держат до сих пор… А Володя Нехамкин тоже мне говорил, что секции рекомендовала его еще в начале 1958-го года. Так что ты не унывай! Валька советует сделать вот что: тебе надо приехать и взять рекомендации, их нужно три. Валька утверждает, да и я с ним согласии, что дадут тебе сразу рекомендации Березкин, Велюгин, и еще одну попросишь ну, скажем, у Пимена Панченко, он, я думаю, даст тоже. И вот потом со всеми рекомендациями к Шамякину. Говорили с Валькой и о его "лісце" Нилу Гилевичу и об ответе Нила в "ЛіМе"… В пьяной компании он, по свидетельству Вальки, заявил, что в "Полымя" Тарас решил отомстить ему за тебя, за его выступление тогда на секции, мол, один мстит за другого".