Виртуализированный мир капитализма - [83]

Исходя из этого, хотелось бы обратить внимание читателей на некоторые очень важные моменты, чтобы потом совместными усилиями подумать над ними.

Нам нужно для начала зафиксировать то, на какой версте мы находимся, а именно: мы находимся в новых условиях передела мира между представителями разных групп капитала, главным образом, виртуализированного. Социализм как движение к коммунизму и, соответственно, идея диктатуры пролетариата и практика осуществления такой диктатуры во всем мире переживает поражение или, как минимум, если воспользоваться военной терминологией, отступление в глубь своей территории. Общественные отношения переживают тотальный регресс. Но мало просто сказать, что мы вернулись обратно в капитализм – потому, что мы не вернулись. Капитализм-то хоть и является капитализмом, и закон стоимости господствует над всеми остальными производственными отношениями, все же его действие определяется в том числе рядом иных обстоятельств – развитой капиталистической некапиталистической капиталистичностью – сферой нетоварного производства, которая обеспечивает товарное производство, создавая человека как потребительную стоимость для капитала и тем самым потребительную стоимость товаров.

К сожалению, эти вещи не столь очевидны. С одной стороны, осознанию этого мешает представление о том, что имеющееся поражение связано с тем, что капитализм еще недостаточно развит для социализма во всем мире. Следовательно, успех государства диктатуры пролетариата в таких условиях невозможен. Это утверждение, в общем и целом, очень похоже на теорию развитых и развивающихся (недоразвитых) капиталистических стран. Тем не менее, мы видели, что сама неразвитость и отсталость, а также докапиталистические уклады и способы эксплуатации человека человеком все время воспроизводятся капитализмом.

Отсталость – это не пережиток феодального и т. д. прошлого. Современная отсталость хоть и является воспроизводством докапиталистических экономических укладов, тем не менее, порождает ее капитал, и существует она исключительно благодаря действию закона стоимости – благодаря тому, что стоимость стремится к самовозрастанию. Однако приведенное выше замечание не совсем лишено смысла, поскольку сторонники такой точки зрения апеллируют к состоянию развития капитализма как такового. Тем не менее, исходя из этой апелляции, делается дальнейший вывод, что якобы никакого социализма до сих пор и не было, а то, что называли «диктатурой пролетариата», было диктатурой узкой привилегированной касты. По сути, если, как в детской игре, искать десять различий между господствующей идеологией нынешнего правящего класса и рассуждениями таких горе-коммунистов, то найти их будет очень трудно как в отношении того, что касается прошлого, так и по отношению к будущему. Потому что в отношении прошлого речь пойдет о преждевременности социализма, и если эту линию провести последовательно до конца, то выходит, что не нужно было и начинать в неподходящих условиях, – потому, дескать, у нас ничего и не вышло. А в отношении будущего на деле это сведется к проповеди ожидания, пока капитализм разовьется во всем мире до тех «высот», на которых мог бы базироваться социализм. Причем подобные проповеди, как показала история, начинают звучать во сто крат громче в момент, когда нужны решительные действия класса.

Еще пониманию того, на какой версте мы находимся в отношении развития общественных отношений, может мешать общее понимание развития как постоянного движения вперед и постоянно «модернизирующаяся» мишура потребления, постоянное появление чего-то «нового» в этой сфере. Это относится как к развитию технологий, так и к развитию способов общения между людьми. Ведь, действительно, постоянно появляются новые технологии. Следовательно, производительные силы развиваются при этих – капиталистических – общественных отношениях, а потому их потенциал не исчерпан, а наоборот, они способствуют развитию новых технологий. В том числе, – скажут сторонники этой точки зрения, читая эту книгу, – и новых социальных технологий, доселе невиданных технологий производства человека. Это и есть, якобы, и развитие общественных отношений, и развитие производительных сил, и главной производительной силы – человека, которая, даже отдыхая, включена в производство потребления. Однако сама природа виртуализации, как было показано выше, связана с тем, что развитое товарное производство, а капитализм – это не что иное, как развитое товарное производство – уперлось в собственную товарность.

Такое «развитие человека» как фрагментация индивида при всех ярких «фантиках» и «бантиках», которыми она украшена, как минимум, вызывает некоторые сомнения. Хотя, безусловно, новые технологии, о которых идет речь, действительно есть. Потому подобные утверждения, в которых, нужно признать, больше мысли, чем в абсолютизации количественного роста как развития, как ни парадоксально, в конце концов сведутся именно к такой банальной абсолютизации – к банальностям вроде «вот в СССР телевизоры были черно-белые и компьютеры занимали целые комнаты, а сейчас у всех цветная плазма и смартфоны, которые круче тех компьютеров, а потому налицо очевидный социальный прогресс». Это что касается России и постсоветских стран. Признавать все современные ужасы социальным прогрессом вряд ли будет просто даже представителям изложенной точки зрения. Они, скорее, согласятся это признать платой за прогресс, которую по возможности нужно снизить. «И патриотическая борьба за дезинфекцию гильотины – мы же европейцы» – как грустно шутил В.А. Босенко.