Виртуализированный мир капитализма - [103]

Таким образом, взгляд на чувства в истории человечества приобретает несколько другой, в том числе и практический (на уровне современной практики, то есть освоения социальной формы движения материи) смысл. Если чувства атрибутивны по отношению к материи, то они являются особым выходом за пределы частичности на уровень материи в целом, то есть предметом, содержанием чувств является материя как таковая, во всем разнообразии своих проявлений. Но никаких других чувств, кроме человеческих, мы не знаем (и, строго говоря, знать не можем), а они всегда связаны с определенной предметно-практической деятельностью, с определенным уровнем развития практики, с определенным отношением человека к человеку как к самому себе. Более того, эта деятельность всегда эмпирически дана, завязана на единичное и особенное. А единичность единичного ведь как раз и заключается в том, что это не всеобщее, а отрицание всеобщего, замкнутое на свою собственную частичность. И, тем не менее, только в единичном и через единичное всеобщее чувственного и существует, но не по всякому и не всегда, а только особым способом, чтобы оно могло быть предметом человеческой деятельности, чтобы в него можно было бы вчувствоваться. Это противоречие нельзя было бы вычленить как реальное противоречие движения чувственного в постановке вопроса о практическом освоении этого движения, не опираясь на те достижения человеческой культуры и в том числе мысли, которые в свое время просто не могли развиваться не в идеалистической форме.

В этом смысле современный материализм обязан идеалистической традиции постановкой (пусть и в мистифицированном виде, лишь на уровне идей) проблемы, которую он вынужден решать сейчас – проблемы общественного разделения труда. Фиксация этого разделения в движении к его преодолению имела огромнейшее значение не только для появления философии со своим специфическим предметом вообще, но и для конца философии. Она имеет огромное значение для теории, которая для того, чтобы быть действительной теорией, должна выйти за пределы теории в непосредственную практику как практику всеобщего преобразования, то есть преобразования общества по меркам истины, добра и красоты, практику чувств на уровне субстанции.

Поэтому те претензии, которые Маркс выдвигал Гегелю о том, что «в качестве полагаемой и подлежащей снятию сущности отчуждения здесь выступает не то, что человеческая сущность опредмечивается бесчеловечным образом, в противоположность самой себе, а то, что она опредмечивается в отличие от абстрактного мышления и в противоположность к нему» [3], бессмысленны по отношению к идеализму догегелевскому (да и в отношении гегелевской философии этот упрек справедлив только на стадии ее преодоления). Особенно нелепо, когда эти упреки предъявляются задним числом к философии, которая только начинала ставить проблему идеального, выделяя идеальное как противоположность материального, например, к Платону.

Поэтому скорее более основательны и достойны большего внимания упреки представителей той же идеалистической традиции по отношению к своим предшественникам, чем со стороны созерцательного материализма, пусть и усвоившего диалектическую фразеологию, который «рассматривает мир не как деятельность» и даже не ставит проблему отчуждения на уровне деятельности вообще, а не на уровне отдельных его проявлений, воспринимаемых как несправедливость. Особенно смешно выглядит такой материализм по отношению к проблемам эстетики. Он получается неосновательным и часто даже собственно не материализмом в своей тенденции.

Современный же материализм, исследуя становление (освоение) человеческой чувственности и развитие эстетической теории, должен ставить вопрос о необходимых, обязательных и сущностно-инвариантных при всем разнообразии форм «пунктах (ступенях) движения» на пути вчувствования – освоения чувств в культуре в целом. Материалистическая эстетика должна ставить вопрос на уровне человека как целостности и присвоения чувств каждым человеком на пути движения к абсолютной красоте как атрибуту материи. Такой материализм должен учитывать противоположность материального идеальному и процесс постоянного превращения материального в идеальное и, наоборот, в человеческих чувствах, учитывая их идеальность (не забывая при этом об относительности идеального, то есть о том, что оно само по себе является идеальным измерением материи). «Животное строит только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида, и всюду он умеет прилагать к предмету присущую мерку; в силу этого человек строит также и по законам красоты» [3], – утверждает Маркс. Задача общества в его поступательном становлении на пути вчувствования в материю состоит в том, чтобы деятельно применить эту объективную мерку к самой человеческой жизни (деятельности) во всех ее родовых проявлениях, причем, к деятельности каждого как родового существа.

Изложенные выше общие методологические соображения (в согласии с ними же) не могут представлять никакой самостоятельной ценности. Однако это все следовало отметить и зафиксировать как методологические предпосылки, без которых быть материалистом в области эстетики просто невозможно, прежде чем перейти к конкретно-историческому разговору о наших с вами сегодняшних проблемах.