Виновный - [69]

Родители Бенджамена Стокса, Маделин и Пол, тоже были на балконе. Они сидели рядом, неподвижные и серьезные, не утешая друг друга и не глядя на Себастьяна. Переполненные горем, они ждали, когда начнется процесс.

Судья облокотился о кафедру и посмотрел поверх очков на балкон для публики.

— Хочу напомнить представителям прессы, что вплоть до особого распоряжения во всех репортажах из зала суда подзащитный, Себастьян Кролл, не может быть назван по имени.

Согласные в имени Себастьяна прозвучали в замершем зале словно оскорбление. Дэниел нахмурился.

Судья вдавил очки в переносицу и направил взгляд на мальчика:

— Себастьян, я не буду просить тебя встать, когда буду обращаться к тебе, как это обычно принято в суде. Кроме того, ты будешь находиться в самом зале суда рядом со своим солиситором и родителями, а не на скамье подсудимых. Многие судебные процедуры занимают долгое время и могут показаться тебе непонятными. Напоминаю, что, если тебе что-то будет непонятно, ты всегда можешь попросить своих адвокатов объяснить тебе это.

Себастьян взглянул на Дэниела, который тут же прикоснулся к его спине, подсказывая, что нужно смотреть на судью. Мальчику уже рассказывали, как вести себя в суде.

Встала Ирен Кларк, положив руку на бедро под мантией:

— Милорд, я хочу высказать возражение по процедуре…

Говоря на языке судопроизводства, с четким оксфордским произношением, она излучала непререкаемый авторитет.

Суд ждал, пока присяжные один за другим выйдут из зала: восемь мужчин и четыре женщины, двое молодых, остальные — среднего возраста. Дэниел наблюдал, как они уходят.

— Милорд, мы хотим затребовать приостановление производства по данному делу на том основании, что общественный резонанс, предшествовавший судебным слушаниям, причинил вред интересам моего клиента. Я представляю суду подборку газетных статей, демонстрирующих крайне эмоциональные выражения, в которых дело обсуждалось в прессе. Исчерпывающее освещение данного дела не могло не повлиять на присяжных.

Судья со вздохом просмотрел переданную ему папку со статьями. Дэниелу уже приходилось с ним сталкиваться: Филип Бэрон был одним из старейшин. Он сам часто мелькал в таблоидах,[34] особенно после непопулярных вердиктов. Во многие заголовки попали использованные им предвзятые выражения при разборе дел об изнасилованиях. Выглядел он на все свои шестьдесят девять лет.

Королевский обвинитель Гордон Джонс возразил, что присяжные не могли составить предвзятое мнение о подсудимом на основании общественной огласки, потому что имя подсудимого не разглашалось, как и неизвестные прессе детали. Утро прошло в подробном обсуждении статей. У Дэниела заурчало в желудке, и он напряг мышцы брюшного пресса, чтобы это урчание подавить. Было такое впечатление, что все в зале дико устали. Копившееся столько времени ожидание споткнулось о бюрократию. Дэниелу было не привыкать, но, пока Ирен вела сражение, Себастьяна успела одолеть скука. Он рисовал картинки в углу блокнота — цепочку из крохотных колесиков. Дэниел слышал, как он вздыхает и ерзает на стуле.

Судья кашлянул:

— Благодарю вас, я рассмотрел ваши возражения и принял решение, что судебное разбирательство будет продолжено. Однако я напомню присяжным, что они обязаны принимать во внимание только факты, представленные в данном суде, и никакие больше. Кроме того, я обращаю ваше внимание на время и считаю, что настал удобный момент прервать заседание. Мы продолжим после обеда…

Заседание суда закончилось, и Себастьяна увели в камеру.

Ирен ушла из суда до того, как Дэниел успел с ней поговорить, и он спустился проведать Себастьяна. Прежде чем пропустить его, охранник открыл наблюдательное окошко в двери, чтобы проверить, все ли в порядке.

— Себ, ты как? — спросил Дэниел.

Мальчик сидел на краю скамьи, рассматривая свои ступни, которые развернул носками внутрь.

— Сейчас тебе принесут обед.

Себастьян кивнул, не глядя на Дэниела.

— Знаю, тебе скучно… наверное, это самое неприятное в суде.

— Мне не было скучно. Я просто не хотел слушать… — сказал Себ.

— Слушать что? О чем ты?

— Столько плохого про себя…

Дэниел перевел дыхание, не зная, что ответить, и устроился рядом на скамье.

— Знаешь, Себ, с этим будет только хуже.

Он наклонился вперед, опершись на локти, так что его голова оказалась на одном уровне с головой мальчика.

— Мы проиграли первое выступление, — сказал Себастьян.

— Верно, — согласился Дэниел, — но это выступление мы и не хотели выигрывать.

— А зачем спорить, если не собираешься победить?

— Ну, во-первых, потому, что мы привели веские доводы, и ты запомни, что в суде, даже если один судья с тобой не согласен, при апелляции другой судья может решить, что ты прав.

Себастьян молчал, глядя в пол. Дэниел не был уверен, что тот его понял. Подумал, что нужно было объяснить лучше, но не хотел слишком нагружать мальчика. Он представил, как бы чувствовал себя сам, один в камере, в возрасте одиннадцати лет. А ведь он был так близок к этому. Торнтоны могли легко на него заявить.

— Вы мой друг? — спросил Себ.

— Я твой адвокат.

— Я никому не нравлюсь. И присяжным тоже не понравлюсь.

— Присяжные будут оценивать изложенные факты. Понравишься ты им или нет — неважно, — сказал Дэниел.