Виновный - [68]

Он подумал, что вот это и есть счастье: ясный день, и запах травы, и стена, что стоит здесь уже много веков, и руки Минни, и слюнки во рту в предвкушении чашки горячего сладкого чая.

И еще он подумал о матери. Ему хотелось разделить с ней эти мгновения. Его рука согревалась в ладони Минни, и он представлял, что мать придет и возьмет его за другую руку. День получился почти идеальным, не хватало только этой детали.

СУД

21

Суд над Себастьяном должен был проходить в Олд-Бейли.

Дэниел проснулся рано, чтобы выйти на пробежку, но даже после душа у него сводило желудок от напряжения. Он не понимал, почему этот процесс внушал ему такую тревогу. Он привык к судебным заседаниям в Олд-Бейли, в том числе по делам об убийствах, но сегодня чувствовал себя не так, как обычно, словно судить должны были его самого.

У входа в Центральный уголовный суд толпились разгневанные обыватели и голодные газетчики. Дэниел не ожидал, что фотографы его опознают, считая, что все внимание будет направлено на Ирен, но стоило ему приблизиться, как кто-то воскликнул: «Это один из его адвокатов!» — и сверкнула вспышка.

— Убийца детей! — крикнули из толпы. — Вы защищаете убийцу детей! Пусть этот негодяй получит сполна. Пусть сгорит в аду!

Будучи адвокатом ответчика, он привык к враждебности. Случалось, его осыпали оскорблениями на улице и слали угрозы по почте. Все это только укрепляло Дэниела в решимости довести дело до конца. Защиты заслуживал каждый, не важно, какое преступление он совершил. И все же ярость этой толпы показалась ему необычной. Он понимал гнев, вызванный потерей невинной жизни, но не мог понять, почему люди с такой готовностью клеймят маленького мальчика. Смерть ребенка ужасна, потому что она означает украденную надежду, но Дэниел считал, что превращение другого ребенка в преступника ужасно не меньше. Он помнил, как один из его приемных отцов назвал его подлым выродком. Даже если Себастьян был виновен, ему нужна была помощь, а не осуждение. Дэниел смотрел, как прибывает толпа, на глумящиеся лица, алчущие наказания. Протестующие заполонили улицы, размахивая плакатами с надписью: «Жизнь за жизнь». Стоило им увидеть кого-нибудь имеющего отношение к Себастьяну, они выкрикивали: «По-до-нок!» — и напирали на временное заграждение и полицейских в желтых жилетах.

Полицейский потянул Дэниела за локоть, поторапливая на входе, и тот бегом одолел последние ступени, оказавшись в здании суда. Себастьяна привезли в суд в полицейском фургоне, и он уже ждал внизу, в камере наблюдения. Когда Дэниел вошел в камеру, мальчик сидел на бетонной скамье, покрытой синим пластиком. Он выглядел бледным. На нем был великоватый в плечах темно-синий костюм и галстук в полоску. В этом наряде он выглядел даже младше своих одиннадцати лет.

— Себ, как дела?

— Спасибо, хорошо, — ответил тот, отводя глаза.

— Отличный костюм.

— Папа велел надеть.

До начала судебного заседания оставался еще почти час, и Дэниелу было жаль Себастьяна, которому предстояло провести это время в пустой камере и просто ждать. Такое тяжело даже для взрослых. Накануне Себастьяну показали зал суда и объяснили процедуру, но на самом деле ничто не могло подготовить ребенка к тому, что его ожидало.

Дэниел сел на скамью рядом с мальчиком. Они оба смотрели прямо перед собой, на противоположную стену, разрисованную граффити: непристойности и молитвы бок о бок. Дэниел заметил вырезанную ножом в бетоне фразу: «Мама, я тебя люблю».

— Вы бегали сегодня утром? — спросил Себастьян.

— Да. А ты завтракал?

— Ага. — Себастьян вздохнул и отвернулся, потеряв интерес к предмету.

— Мне пора, — сказал Дэниел, вставая.

— Дэниел?..

— Да?

— Мне страшно.

— Все будет хорошо. Тебе показали, где ты будешь сидеть? Рядом со мной, как мы и договаривались. Выше нос.

Себастьян кивнул, и Дэниел постучал, чтобы его выпустили.

Когда дверь закрылась, Дэниел на секунду замер, приложив к ней ладонь, и пошел вверх по лестнице в зал суда.

Судья и адвокаты были в мантиях, но без париков, потому что считалось, что те пугают детей. Балкон для публики был почти весь заполнен журналистами, и Дэниел знал, что снаружи их осталось намного больше, просто всем не удалось попасть внутрь. По договоренности число допущенных журналистов ограничивалось десятью. Зал гудел в ожидании. Дэниел занял свое место, рядом должен был сесть Себастьян. Ирен Кларк и ее помощник, Марк Гиббонс, сидели впереди.

Двое полицейских ввели закусившего губу Себастьяна. Дэниел наклонился и ободряюще тронул его за плечо. Они были словно странное семейство в ожидании начала представления.

Мать и отец Себастьяна сидели позади них. Шарлотта была в хорошо скроенном костюме. Кеннет полностью откинулся на спинку стула, сложив руки на животе. Он постоянно поглядывал на часы, в то время как Шарлотта проверяла макияж в маленьком круглом зеркальце и подкрашивала губы. В секции для прессы стоял гомон, но все остальные молчали.

Дэниел услышал, как Себастьян сглотнул слюну.

Вошел судья. Дэниел подтолкнул Себастьяна под локоть, подсказывая встать. Присутствующие в суде поднялись и снова сели.

Присяжные прошли жеребьевку, отбор и присягу. Избранные, не стесняясь, пялились на Себастьяна с противоположной стороны зала. Они уже столько о нем прочитали, но теперь могли увидеть воочию и решить его судьбу.