Виновный - [66]

Минни вцепилась в руль. Она вела машину наклонившись вперед, живот прижат к рулю снизу, а подбородок нависает над ним сверху. Дэниел видел, как она облизала губы и плотно их сжала.

Она опустила стекло со своей стороны, и пряди курчавых седых волос трепетали у нее на лице. Когда Дэниел сидел у нее в пассажирах, она всегда опускала стекло, вне зависимости от погоды. Говорила, что в закрытой машине у нее начинается клаустрофобия.

Дэниел набрал в легкие воздуха, прежде чем решился спросить:

— Ты здесь многим не нравишься, знаешь?

Минни не любила разговаривать в машине. Она не отрывала глаз от дороги, но по тому, как ее пальцы сильнее сжали руль, Дэниел догадался, что она его услышала.

— Да и плевать, — сказал он. — Мне ты нравишься…

И она снова промолчала, но сжала губы так, что Дэниел понял — она улыбается.

Настал день слушания. Минни сказала ему, что это только формальность и она обязательно его усыновит, но он все равно нервничал. Он встал задолго до петуха, задал корм курам и собрал яйца и был готов ехать, когда Минни еще только спускалась завтракать. Он уже поставил овсянку на плиту и накормил собаку.

Входя на кухню, она растерла ему плечи, запихнув носовой платок в карман халата. Заварила чай и включила радио, а Дэниел накрывал на стол, доставая масло и банки с джемом. Минни с улыбкой смотрела, как он добавляет в чай молоко и сахар. Ей нравилось класть три куска сахара и много молока, а Дэниелу — один кусочек и чуть-чуть молока. Он поставил ее чашку на стол рядом с тарелкой и принялся пить из своей, стоя посреди кухни.

Прихлебывая чай, он огляделся по сторонам. Вот Блиц спит на кухонном полу, набив живот, и подергивает во сне тонкими лапами. Вот ходят ходуном бедра Минни, которая мешает овсянку на плите. Вот на ложках танцуют блики света, пролитого старыми окнами. Он знал песню, что играла по радио, и притопывал ногой в такт. В помещении стоял теплый утренний запах, и Дэниел задержал его во рту, словно чтобы лучше распробовать. Это был его дом, это будет его дом.

Он смотрел, как Минни зевает над кастрюлькой с кашей, положив руку на поясницу. Сегодня она станет его мамой, и они навсегда останутся жить в этом доме. Дэниел не мог в это поверить.

— Почему ты не ешь кашу? — спросила она, выскребая свою тарелку.

— Я ем, смотри… — Он поднес ложку ко рту.

— Ты всегда доедал первым. Что случилось? В желудке нехорошо?

— Чуть-чуть, — признался он, со звоном кладя ложку на фарфор.

— Тебе не о чем волноваться. Это же здорово.

Минни потянулась через стол и легонько дернула Дэниела за рукав.

— Ты же этого хочешь?

— Ага, — кивнул он.

— Знай, что решать тебе.

— Я хочу, правда.

— Я тоже. Сегодня я стану твоей настоящей мамой, не просто приемной, а… твоей настоящей мамой.

Дэниел увидел, как глаза у нее наполнились слезами, а щеки покраснели. Она широко ему улыбнулась, и только тогда из-за поднявшихся скул и сузившихся глаз слезы вдруг брызнули, и по каждой щеке побежала тонкая струйка. Быстро, будто смахивая крошки, Минни провела ладонью по одной щеке и тыльной стороной ладони по другой. Слез больше не было, осталась только улыбка.

«Настоящая мама», — повторял про себя Дэниел, стоя около лестницы и дожидаясь, пока Минни спустится. «Настоящая мама», — вспоминал он, глядя в окно автобуса по дороге из Брамптона в Ньюкасл. Они поехали автобусом и туда и обратно, чтобы Минни не пришлось рулить в центре города.

Дэниел был в школьной форме, а Минни надела туфли. На плоской подошве, коричневые и со шнуровкой — это не были настоящие женские туфли. Но это были не ботинки, и Дэниелу было странно видеть ее ноги в такой обуви: она же всегда ходила в ботинках. Для этого дня она выбрала серую юбку и зеленое пальто с поддетой под него черной блузкой, которая была почище остальных.

Минни попросила для Дэниела разрешения пропустить школу — «по семейным обстоятельствам».

«Семья», — думал Дэниел, глядя в окно и чувствуя бедро Минни, прижатое к его телу. Он не был уверен, что у него когда-либо была семья или что он понимает смысл этого слова на самом деле, но он был рад попробовать, если это значило остаться с Минни — на ферме.

В здании суда их ждала Триша. Она казалась счастливой и беспрестанно суетилась, предлагая Дэниелу лакомства из автомата. Прижимая к себе папки с документами, она повторяла, что слушание будет коротким.

— Сколько времени прошло, Денни? — спросила его Триша. — Когда мы с тобой познакомились? Тебе лет пять было, да?

— Не знаю.

— Где-то так. Четыре или пять. Столько воды утекло, и тебя наконец-то усыновляют. Я так счастлива. Уже не надеялась дожить до этого дня.

Пришел их адвокат: молодой, в черном костюме и с коричневым портфелем. Пожав руку Минни, он наклонился к Дэниелу, который с недоумением посмотрел на протянутую ему ладонь.

— Денни, всегда отвечай на предложенное тебе рукопожатие, — сказала Минни.

Дэниел вытянул вперед кисть и почувствовал силу теплого мужского приветствия.

— Я твой адвокат, — представился молодой человек, и Дэниел улыбнулся в ответ.

На секунду он почувствовал себя очень важной персоной — в чистой школьной форме, с собственным адвокатом, в ожидании судьи и усыновления. Он вспомнил, как Минни рассказывала ему про юристов.