Виноватых нет - [23]

Витька снова посмотрел на меня и вдруг сказал:

— А у тебя случилось что-то, да?

— Да…

— С родителями поссорился?

— Угадал.

— Да тут и угадывать нечего, это у всех бывает.

— И у тебя? — не поверила я.

— И у меня, — усмехнулся Витька. — Я, что ли, не человек?

А ведь я никогда не ссорилась с отцом. С мамой — бывало по-разному. Она и накричать могла, не разобравшись, и отругать за долгое сидение за компом. А папа всегда находил со мной общий язык. Мне казалось, так и должно быть. Нет, я, конечно, читала книги, и знала, что бывают и родители-алкоголики, и наркоманы, и даже преступники. Но чтобы два человека с высшим образованием в здравом уме устраивали такое, как Сельцовы… Бедный Игорь, как он жил с ними всё это время?

Витька понял моё молчание по-своему:

— Думаешь, куда податься?

— Это не проблема, мне есть, где переночевать. Но дальше-то что?

— Мириться придётся.

— Знаю. Но пока не хочу. Да и не знаю как.

— Подожди, пока мать позвонит.

— А она позвонит? — не поверила я.

— Конечно. И скажет: «Немедленно домой».

— По своему опыту знаешь?

— Ага. Ты первый раз ссоришься с ними, что ли?

— Чтобы вот так — первый.

— Ну, значит, сам убедишься, — пообещал Витька и встал. — Пора мне.

Мы вместе дошли до поворота. Начинался осенний вечер — ясный, но прохладный и ветреный. Небо ярко синело над золотыми деревьями. А по опавшей желтой листве не спеша шагал такой же желтый пёс. Он вел на длинном коричневом поводке высокого рыжего человека. И вокруг них было облако спокойствия. Хотелось остаться в нём навсегда.

У перекрёстка Витька протянул мне руку:

— Ну, пока…

— Пока.

Я побрела домой. В голове всё прыгало. Вот Витька — такой… Настоящий. Внимательный, весёлый. С ним интересно. А его тёзка, отец Сельцова — мрачный и злобный тип. Имя одинаковое. А люди разные. Конечно, Витька ещё в школе учится, а Виктор Павлович уже почти пожилой. Но всё равно не верится, что Витька когда-нибудь сможет рычать на собственного сына и бить его по голове… Из какого-нибудь придурка вроде Тихонова вполне может такой папаша получится, но ведь по нему сразу видно, что он гад. Зачем же за него замуж выходить? Почему люди живут с такими? Почему те же родители Сельцова ругаются каждый день, но всё равно живут вместе? Неужели им нравится?

Я совсем запуталась. И у папы не спросишь — Игорь всё время крутится рядом, вряд ли ему будет приятно слушать такой разговор.

Задумавшись, я не заметила, как дошла до дома. Позвонила в дверь. Папа возник на пороге почти сразу:

— О, я уже хотел тебе звонить.

— Что у вас случилось? — испугалась я.

— Случилось у тебя. Игорь пересказал мне последний ваш разговор, и я понял, что ты кинулась в какую-то авантюру.

Его голос у него звучал очень ровно. Так он говорит, когда сердится. На меня? За что?

Я посмотрела отцу в глаза, и неожиданно поняла, что он не сердится. Он с ума сходит от беспокойства. Но ни за что этого не покажет. Будет делать вид, что всё под контролем. И ещё педагогическую беседу мне устроит, стопудово.

Зачем он так? Почему у мужчин так принято? Вот и Игорь такой же, вечно делает отмороженное лицо. Неужели так лучше?

Может быть, это от беспомощности? От того, что он, так же как и я, не знает, что делать дальше?

Когда-нибудь я спрошу об этом. Мы сядем с папой и начнем длинный и обстоятельный разговор. Наверное, уже будет зима, за окном будет мести снег, а дома будет тихо и уютно. Но это будет потом. А сейчас, раз он считает нужным вести себя именно так, я не буду портить его игру. Ведь он никогда не портил мою.

Я пробормотала:

— Ну, не то чтобы авантюру…

Мы прошли в мою комнату. Игорь-я сидел за компом. Он обернулся и недовольно поинтересовался:

— Ну как, решила мои проблемы?

— Не знаю. Но папаше твоему врезала, — злорадно ответила я.

— Как? — растерялся Игорь-я.

— А вот так. Кулаком. По физиономии.

— За что?

— Он меня по голове ударил. И хотел ещё раз.

Игорь помрачнел:

— Ну и потерпела бы. Я же терплю.

— А я не ты, — мстительно напомнила я.

— Теперь он маму будет пилить.

— А ты что, уже пробовал?

— Драться? Нет. Уворачивался, блокировал. Он от этого только больше звереет. И, если мне навалять так и не может, потом на маме отыгрывается.

Со всех сторон получалось неправильно. Терпеть, когда тебя бьют — плохо. Отвечать — ещё хуже. Что же делать? Уйти из дома и не возвращаться, пока родители Сельцова не разберутся между собой? Но конфликт-то на этот раз получился из-за меня…

Я оглянулась на отца. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку плечом и скрестив руки на груди. Это означало: «мне есть что сказать, но если ты не спросишь, я промолчу».

— Папа, что мне делать?

— Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно уяснить суть проблемы.

— И в чем же она?

— В том, что ты, даже находясь в другом теле, по-прежнему смотришь на мир со своей колокольни.

— А можно это делать ещё как-то?

— Конечно. Я тебя этому всё время пытался научить, но, видимо, рано было. Вот смотри: есть дом. Обычный, двенадцатиэтажный. Он хороший или плохой?

— Он же не живой. Он никакой.

— А если в этом доме живет, например, Машка? Вот ты идешь в магазин, задумалась, вдруг видишь Машкин дом. Что ты чувствуешь?