Винни Пух и философия обыденного языка - [6]

Потом события развиваются следующим образом. Пух и Поросенок расходятся по домам, но Пух не может уснуть, томимый голодом. Придя в кладовую, он не понимает, куда девался мед. Мысль о Heffalump'e вытеснялась у него из сознания – он отнес мед в Западню, но забыл об этом. После этого, когда в состоянии быстрого сна Пуха Heffalump съедает его мед у него на глазах, Пух бежит к яме и лезет головой в банку с медом, в результате надевает ее на голову и не может снять (мотивная перекличка с главой «Нора», когда он пролезает в нору к Кролику, но, наевшись, т. е. символически «забеременев», не может вылезти обратно (подробнее о связи этого мотива с родовой травмой см. ниже)). Тем самым Пух превращается в Heffalump'a, за коего его и принимает Поросенок, который, увидев все это, в ужасе убегает. Итак, Heffalump предстает как сексуальный соперник, или субститут, Пуха, поедающий его священную пищу, в которого Пух символически превращается, отведав пищи, оскверненной им. Для Поросенка этот страшный и агрессивный фаллос – Heffalump (еще одна символическая этимология этого слова) является одновременно привлекающим и отталкивающим (страх дефлорации):

Что такое был этот Heffalump?

Был ли он Свиреп?

Приходил ли он на свист?

И как он приходил?

Нежен ли он вообще с Поросятами?

Если он нежен с Поросятами, то Смотря с Какими Поросятами?

Положим, что он нежен с Поросятами, но не повлияет ли на это тот факт, что у Поросенка был дедушка по фамилии Нарушитель Гарри?

Ср. в более «стерильном» переводе Б. Заходера неожиданно менее точный, но более откровенный пассаж:

Какой он, этот Слонопотам? Неужели очень злой?

Идет ли он на свист? И если идет, то зачем? Любит ли он поросят или нет? И к а к он их любит (курсив А. Милна, разрядка Б. Заходера).

История с Heffalump'ом репродуцируется в главе «Снова Heffalump» (как мы уже писали в предисловии, эта глава почему-то вообще не была Заходером переведена, и в этом издании в полном составе ВП она публикуется впервые), где Пух, идя по Лесу, падает в яму прямо на Поросенка. Вот как это выглядит:

«Пух», пропищал голос.

«Это Поросенок», нетерпеливо закричал Пух.

«Ты где?»

«Внизу», говорит Поросенок действительно довольно нижним голосом.

«Внизу чего?»

«Внизу тебя. Вставай!»

«О!», сказал Пух и вскарабкался на ноги так быстро, как только мог. «Я что, упал на тебя?»

«Ну да, ты упал на меня», говорит Поросенок, ощупывая себя с головы до копыт.

«Я не хотел этого», говорит Пух покаянно.

«А я не говорю, что хотел оказаться внизу», грустно сказал Поросенок. «Но теперь со мной все в порядке. Пух, я так рад, что это оказался ты».

Оказавшись в яме, Пух и Поросенок тут же вспомнили Heffalump'a и поняли, что попали в Западню.

Вторым латентным сексуальным соперником Пуха выступает И-Ё, его полная противоположность в характерологическом и речевом планах (см. ниже). В главе «День рождения» Поросенок и Пух должны подарить И-Ё подарок. Пух решает подарить горшок с медом, но по дороге съедает мед (видимо, он подсознательно понимает, что священный мед никому нельзя отдавать, тем более И-Ё, который в конце книги отбирает у него функцию поэта). Таким образом, Пух дарит И-Ё пустой горшок из-под меда, то есть «обессемененный» пустой фаллос. Что же делает Поросенок, испытывающий к И-Ё определенного рода сексуальное влечение? Вспомним место в ВП, когда Поросенок хочет подарить И-Ё фиалки, а тот ломает три скрещенные палки в виде буквы А, символ образования. Поросенок решает подарить И-Ё воздушный шар – упругий символ беременности, элемент архаического «забытого языка» [Fromm 1951]. Однако подсознательная боязнь беременности заставляет его порвать шар, который превращается в мокрую тряпку. Таким образом, Пух приносит И-Ё в подарок пустой горшок, а Поросенок – порванный воздушный шарик. Казалось бы, это символизирует полный сексуальный крах. Однако И-Ё находит выход в символической мастурбации – он всовывает порванный шарик в пустой горшок, вынимает и всовывает обратно.

В конце книги Пух увенчивается как сексуальный лидер бревном (pole), символом Северного Полюса.

В книге «Дом в Медвежьем Углу» роль сексуальных мотивов и их значимость резко уменьшается, так как эта книга скорее напоминает роман воспитания (подробнее см. последний раздел этой статьи): разрушение инстинктов раннего детства и утверждение положительных социальных идеалов (здесь, впрочем, намечается другая сексуальная пара – Тиггер и Бэби Ру: «Вот ты сейчас сам убедишься», храбро сказал Тиггер. «А ты можешь сесть мне на спину и наблюдать». Ибо из всех вещей, о которых он сказал, что Тиггеры умеют их делать, он неожиданно почувствовал уверенность именно относительно лазанья по деревьям. «„Оо, Тиггер, – оо, Тиггер, – оо, Тиггер“, возбужденно пищал Ру», – но именно лишь намечается).

6. Перинатальный опыт

В 1929-м году вышла книга О. Ранка «Das Trauma der Geburt» («Травма рождения») [Rank 1929], после которой неортодоксальная аналитическая психология перенесла главный акцент с травм раннего детства и детской сексуальности на самую главную травму в жизни человека – травму его появления на свет.

В первой книге