Вильсон Мякинная голова - [43]

Ужь не попытаться ли ему заснуть? Нѣтъ, это ему не удастся. Онъ слишкомъ взволнованъ мыслями самаго непріятнаго свойства. Надо пойти къ кому-нибудь, съ кѣмъ можно подѣлиться горемъ. Томъ рѣшился навѣстить Рокси и сообщить ей о своемъ отчаяніи.

Онъ слышалъ издали нѣсколько выстрѣловъ, но, въ тогдашнія времена, выстрѣлы раздавались такъ часто, что представляли собою явленіе совершенно заурядное. Они не произвели поэтому на него ни малѣйшаго впечатлѣнія. Выйдя съ чернаго хода въ переулокъ, онъ повернулъ на западъ и, миновавъ домъ Вильсона, хотѣлъ было продолжать свой путь, когда увидѣлъ нѣсколькихъ человѣкъ, шедшихъ черезъ пустопорожній участокъ къ дому Вильсона. Это были возвращавшіеся съ поединка. Тому казалось, что онъ узнаетъ въ полумракѣ знакомыя очертанія. Въ данную минуту онъ не желалъ, однако, встрѣтиться съ кѣмъ-либо изъ бѣлыхъ, а потому притаился за заборомъ до тѣхъ поръ, пока они не прошли мимо.

Рокси чувствовала себя въ особенно хорошемъ расположеніи духа. Она спросила:

— Какъ ты сюда попалъ, дитя мое? Развѣ ты въ немъ не участвовалъ?

— Въ чемъ именно?

— Въ поединкѣ?

— Въ какомъ такомъ поединкѣ? Развѣ тутъ былъ поединокъ?

— Какъ разъ возлѣ этого самаго дома. Старикъ-судья стрѣлялся съ однимъ изъ близнецовъ.

— Вотъ такъ штука! — воскликнулъ Томъ, а затѣмъ добавилъ про себя: «Понимаю теперь, отчего онъ написалъ опять завѣщаніе въ мою пользу: старикъ думалъ, что его, пожалуй, убьютъ, и вслѣдствіе этого малую толику смягчился по отношенію ко мнѣ. Вотъ значитъ о чемъ такъ хлопотали они оба съ Говардомъ!.. Если бъ пройдоха-итальянецъ уложилъ старика на мѣстѣ, я благополучно высвободился бы изъ затруднительнаго моего положенія…»

— Что ты тамъ такое бормочешь, Чемберсъ? Гдѣ былъ ты самъ и какъ могло случиться, что ты не зналъ о поединкѣ?

— Я и въ самомъ дѣлѣ ничего не зналъ. Старику хотѣлось заставить меня драться съ графомъ Луиджи, но это ему не удалось, потому онъ, должно быть, рѣшился самъ позаботиться о возстановленіи фамильной чести.

Онъ разсмѣялся при мысли о томъ, что судья стрѣлялся за обиду, нанесенную на самомъ дѣлѣ не его племяннику, а простому негру, и принялся подробно разсказывать матери весь свой разговоръ со старикомъ. Описавъ, до какой степени обидѣлся и устыдился судья, убѣдившись, что въ его семьѣ оказался трусъ, Томъ, наконецъ, взглянулъ на Роксану и невольно самъ вздрогнулъ. Грудь ея колыхалась отъ гнѣва, который она сдерживала лишь съ трудомъ. Она глядѣла на своего сына съ такимъ глубокимъ презрѣніемъ, что его нельзя передать словами.

— И ты отказался отъ поединка съ человѣкомъ, который угостилъ тебя пинкомъ пониже спины, вмѣсто того, чтобы обрадоваться представившемуся благопріятному случаю возстановить твою честь? — мрачно спросила его Роксана. — Какъ это хватило у тебя духу придти разсказывать это мнѣ? Неужели ты хочешь чтобы я умерла отъ стыда, сознавая что мнѣ пришлось родить на свѣтъ Божій такого несчастнаго трусливаго зайченка? Тьфу, мнѣ становится противно, когда я вспоминаю про это! Здѣсь, именно, и высказался въ тебѣ негръ. Иначе это было бы совершенно необъяснимо. Въ тебѣ тридцать одна часть бѣлаго человѣка и всего лишь одна единственная доля негра. Оказывается, однако, что эта несчастная тридцать вторая доля и составляетъ какъ разъ твою душу. Если бы я знала, какая пакость изъ тебя выйдетъ, я разумѣется не стала бы тебя и ростить. Тебя слѣдовало бы принять прямо на лопату и выбросить въ помойную яму. Ты опозорилъ своихъ родителей. Что подумаетъ о тебѣ отецъ? Ему станетъ до такой степени совѣстно, что онъ перевернется, чай, въ могилѣ.

Три послѣднія фразы страшно разозлили Тома и довели его чуть не до бѣшенства. Онъ сказалъ себѣ самому, что если бъ его отецъ былъ еще въ живыхъ, то его можно было бы пристрѣлить, или же зарѣзать. Мамаша не замедлила бы тогда убѣдиться, что ея сынокъ явственно сознаетъ свой долгъ по отношенію къ отцу и готовъ заплатить этотъ долгъ полностью, хотя бы даже рискуя при этомъ собственной жизнью. Томъ предпочелъ, однако, оставить эти мысли подъ спудомъ, находя это для себя болѣе безопаснымъ, въ виду дурного расположенія духа его мамаши.

— Что же такое случилось въ тебѣ съ кровью храбраго Эссекса? — продолжала она. — Положительно не могу этого понять! Кромѣ того, вѣдь и съ материнской стороны ты самаго что ни на есть аристократическаго происхожденія. Мой прапрапрадѣдъ, а твой прапрапрапрадѣдъ, капитанъ Джонъ Смитъ, былъ самый чистокровный виргинецъ стараго закала, а прапрабабушкой ему доводилась индѣйская королева Покагонта, вышедшая, должно быть, замужъ за важнаго негритянскаго царька тамъ гдѣ-то въ Африкѣ. Не могу понять, какъ могъ получиться отъ такихъ благородныхъ родителей трусишка, способный отказаться отъ поединка и опозорить всѣхъ своихъ предковъ, словно какой-нибудь подлый ублюдокъ. Да, у тебя въ душѣ сказалась, значитъ, негритянская кровь.

Снова усѣвшись на ящикъ изъ подъ свѣчей, она погрузилась въ думы. Томъ не рѣшался ее тревожить. Если у него и обнаруживался порой недостатокъ въ благоразуміи, то все же не въ такихъ случаяхъ, какъ въ этомъ. Буря въ душѣ Роксаны постепенно ослабѣвала, но долго не могла окончательно стихнуть. Она какъ будто совсѣмъ уже улеглась, но всетаки, отъ времени до времени, напоминала о себѣ отдаленными раскатами грома, мѣсто котораго занимали отрывистыя восклицанія вполголоса. Однимъ изъ послѣднихъ было: